написано ровным, аккуратным почерком, отправлено личной совой Люциуса.

"Беллатрикс,
несмотря на то, что вчера наша беседа закончилась не лучшим образом, и ты, вероятно, не имеешь желания продолжать ее, ты не можешь отрицать, что остаются вопросы, которые нуждаются в уяснении. Посему прошу о новой встрече завтра утром, в том же месте.
с уважением,
Л.М.
18.10.81"

написано ровным, аккуратным почерком, отправлено личной совой Люциуса. Обращение написано показательно крупнее.

"Леди Лестрейндж,
Смиренно прошу прощения за некоторые свои высказывания, которые Вы могли счесть оскорбительными или провокационными, однако уверяю Вас, что речь пойдет вовсе не о словах, сказанных мной. Напротив, вопрос касается о неком заявлении, сделанном Вами. Смею предположить, что подобными намеками не бросаются беспричинно, и посему настаиваю на встрече. Надеюсь на Ваше благоразумие и не сомневаюсь в том, что Вы не хуже меня понимаете нецелесообразность обсуждения подобных вопросов в письменной форме.
с уважением,
Люциус Абракас Малфой
18.10.81"

Написано ровным почерком, но как будто в спешке. Отправлено личной совой Люциуса.

"Леди Лестрейндж,
спешу заверить Вас, что отлично понимаю Ваше нежелание затрагивать вопрос, о котором пойдет речь. А так же охотно верю, что сказанное Вами было брошено в порыве гнева, однако оставляю за собой право сомневаться в том, что сие носило ложный характер. Не желая отвлечь Вас от Ваших дел, все же с сожалением сообщаю, что нуждаюсь в Вашей любезной помощи, чтобы раз и навсегда поставить точку в своих сомнениях.
Оставляя в покое некоторые стороны наших взаимоотношений, которые Вы соизволили назвать "незакрытыми вопросами", хочу обсудить с Вами не менее важный пока "нераскрытый вопрос", и не сомневаюсь, что мы оба понимаем, о чем или, точнее, о ком идет речь. Следовательно настоятельно прошу Вас о встрече в третий раз. Осмелюсь предположить, леди Беллатрикс, что от этого зависит благополучное и безоблачное будущее Вашей многоуважаемой семьи, впрочем, как и моей. В очередной раз взывая к вашему благоразумию, шлю Вам и Вашему супругу свое глубокое почтение.
с уважением,
Люциус Малфой.
19.10.81

Написано в спешке на пергаменте без водяных знаков. Отправлено обычной почтовой совой.

"Беллатрикс,
мне надоел этот фарс, но так как ты не даешь мне никакого шанса увидеться с тобой и уже третий день подряд пропускаешь собрания, я вынужден решать вопросы крови через письма, попадание которых в чужие руки (я не сомневаюсь) не желательно ни для одного из нас.
Твое упрямство меня поражает, а последнее письмо - убило наповал. Знай я тебя похуже, то непременно прослезился бы, однако похоже, что ты сама не веришь в убедительность своих смехотворных "слезливых" изреканий, иначе ты бы не продолжила так упорно избегать встреч со мной.
Что до "объекта моего беспокойства", то смею напомнить тебе, что без моего вмешательства она обходилась исключительно из-за твоей прихоти. Последняя для меня еще одна загадка, которую я не в силах разгадать. И если я, вопреки твоим утверждениям, имею к ней непосредственное биологическое отношение, то мой разум просто отказывается понять по какой причине ты энное количество лет назад совершила со мной манипуляцию с известным нам обоим заклинанием, после чего предпочла в спешке скрыть следы своего позора с помощью третьего человека. В то время, как можно было использовать биологически ответственную в этом личность.
Спешу добавить, что я все же не утверждаю последнего факта и не исключаю своей ошибки в подсчетах. Так же я очень жалею, что почти никогда не присматривался к объекту разговора, во время своих редких встреч с ней.
В любом случае, если мои подозрения беспочвенны, тогда тебе нечего опасаться и незачем избегать меня. Так дай же мне повод убедиться в своей неправоте так же легко, как посеяла во мне сомнение. Все в твоих руках, Белла.   
--
21.10.81

Леди Написано сначала ровным почерком, потом более неустойчивой рукой. Пергамент без водяных знаков. Письмо отправлено обычной почтовой совой.

"Леди Беллатрикс,
с Вашего позволения начну отвечать на Ваше письмо с конца.
Что касается Вашей дочери, будьте спокойны, я больше не потревожу Вас расспросами о ее отце. У меня достаточно ресурсов выяснить все самому, чем я и займусь в ближайшем будущем, ибо не могу и не желаю закрывать глаза на возможное существование той, в чьих жилах течет благородная кровь моих предков. Не сомневаюсь, что Вы посчитаете это мое желание очередным доказательством правоты Вашего нелестного мнения обо мне, как о конченном эгоисте. Однако, не отрицая в себе врожденных задатков, нельзя не отметить и того, что у меня был хороший учитель в Вашем лице. Потому что каким бы развитым воображением не обладал, я не в силах видеть в Ваших собственных поступках иного двигателя. Применение ко мне Обливейта без моего ведома и согласия, лишение моего возможного ребенка шанса расти рядом с отцом, а последнего - знать о существовании дочери, несомненно, плохой пример альтруизма. А так же не могу не отметить Вашего рвения при каждом удобном случае бросить мне в лицо заявления о моей неблагодарности и несостоятельности оценить Вашу жертвенность.
Что же, не будучи в силах оценить Вашу бескорыстную заботу о благе других, я все же не отрицаю ее наличие, однако, спешу сообщить, что Ваши усилия прошли напрасно. Мне жаль слышать о боли, которую Вы испытываете якобы по моей вине, но спешу весьма эгоистично сообщить Вам, что моя собственная боль разрывает мне грудную клетку. Я не могу дышать, думать и видеть, ослепленный ненавистью, которую испытываю к тебе и другим чувством, которое разъедает мои внутренности с той самой минуты, как я почувствовал твое темное сердце у моей груди и твои отравленные губы на моих. Почему? Как так случилось, что три дня назад я почувствовал их вкус впервые? А ты помнишь все, ты оставила все себе, и я не могу тебя за это не ненавидеть. За то, что я больше не контролирую ситуацию.  За то, что ты пытаешь меня этими жестокими ночами, такими реальными, такими живыми снами, которые сменяются днями - пустыми и бессмысленными. И за то, что не знаю, чего хочу больше: сломать тебя, сделать тебе больно, разбить, как идиотскую куклу к чертовой матери или упасть перед тобой на колени, умоляя об одном взгляде, об одном прикосновении к твоей проклятой фарфоровой коже. 
Отлично понимая, что порву это письмо и брошу в огонь, если перечитаю его, отправляю его вам, леди Беллатрикс, и будь что будет. А так же с прискорбием сообщаю, что грань благопристойности уже давно остался в невидимой, недосягаемой дали. Посему примите мои извинения за все.
с любовью и ненавистью,
ваш Л.
21.10.81

Написано неустойчивым почерком, отправлено личной совой Люциуса.

"Моя Белль,
я положил перед собой твое письмо и единственное, о чем могу думать: как может кусок пергамента перевернуть внутренний мир человека, и в то же время как сам человек не в силах изменить свою жизнь. Я думал о ней - о своей жизни; о Нарциссе, которую, пожалуй, действительно люблю и о Драко, который самое больше мое достижение в этой жизни, в моей жизни, которой горжусь и которую люблю. Любил, пока она не рассыпалась в прах перед чем-то настолько мощным, чего я, не думал, что когда-нибудь постигну. Перед этим все то, что я имею, кажется чем-то блеклым, ненастоящим. Иллюзией покоя и удовлетворенности, утешительным призом в игре, которую суждено было проиграть.
Но к счастью, у меня еще остались здравый смысл и логика. А так же я знаю, что то, чего мы не смогли испробовать, всегда кажется чем-то более ценным, чем то, что мы имеем. А еще, что время лечит все. Что мы молоды и впечатлительны, и что это тоже пройдет. Ведь все проходит, не так ли? И это - окончательно. Финал. Итог. Все правильно, и я это знаю. Но даже понимая это, сердце сжимается так сильно, что темнеет в глазах. Останавливается, потом снова бешено стучит, щемит и колотится о ребра, не желая, отказываясь терять те крупицы тепла, без которых жило все эти годы.
Однако, мне незачем рассказывать тебе о том, как с самого раннего детства нас учили отличиям между "не могу" и "должен", "не желаю" и "необходимо", где второе всегда сильнее, чем первый. И если бы не так, я бы сегодня же заявился в дом твоего мужа, с твердым намерением забрать тебя оттуда навсегда. Но как бы это не разрывало мне сердце, мы оба знаем, что я этого не сделаю. Я буду ненавидеть себя за малодушие и трусость, терзать свою душу, но не сделаю этого так же, как не поцеловал тебя на пятом курсе, когда мы заблудились в Запретном лесу, как не ничего не предпринял, когда отец сообщил мне имя моей невесты из семьи Блэк, и оно оказалось совершенно не тем, которое я хотел услышать, как никогда не поговорил с тобой о неожиданной тяжести в своей груди, которая появилась когда я узнал, что ты станешь женой Рудольфуса. И пусть я знаю, она тоже не вечна, не могу найти утешения ни во сне, ни наяву.
Не найдя заключающих слов, просто целую подол твоего платья, умоляя простить меня за все.
вечно твой,
Люциус.
22.10.81

Написано аккуратным почерком, отправлено личной совой Люциуса.

"Моя возлюбленная Белль,
те два дня, что ты не писала мне, и я смирился с мыслю, что больше не получу от тебя письма, я честно пытался собрать во единое осколки своей прошлой жизни, призвав в этом себе в помощники разум и волю. Но стоит ли говорить тебе, что мой план провалился - с треском и позором. Покой и равновесие, которое я пытался найти, будь то в работе, в семейных ценностях или же в объятиях Нарциссы и даже других женщин, казались мне далекой, недосягаемой страной, заставляя меня усомниться, что когда-то я был сдержанным, уверенным в себе и довольным своей жизнью. Той жизнью, в которой не было тебя. Потому что одна мысль о такой жизни кажется мне кощунственной и невыносимой.
И вот, когда казалось, что в мире не осталось ни единой светлой точки, ворон, что принес твое послание, показался мне голубем, несущем масличный лист. Пожалуй, глупо считать это знамением того, что потоп, наконец, закончился, тем более, что наша разлука - скорее как вечная зима. Утешение, которым ты пытаешься потупить боль, терзающую меня и себя - ничтожно слабо, однако этот маленький огонь надежды приятно согревает мое сердце, которое покрывается оболочкой льда с каждой минутой, что мы с тобой далеки друг от друга. И посему я согласен на все, лишь бы пережить эти холода, будь то необоснованная надежда на счастливо будущее или банальный самообман. А так же эти письма, которые впиваются в мне в сердце, как острые клинки, но в то же время заставляют понять, что я все еще чувствую боль, а значит - я живой и все еще способен надеяться или хотя бы мечтать.
Мечты, они даже абсурднее, чем любовь, не так ли? Ведь нас никогда не готовили к существовании ни одной, ни другой, и наткнувшись на них, мы просто растерялись, как слепые - в незнакомой местности. Пошарили на ощуп и потеряли друг друга в этой жестокой темноте, а когда нашли... просто слишком поздно нашли.
Изменится ли это когда-нибудь? Вопрос, на который у меня нет ответа, и вряд ли когда-либо будет, но ты надеешься - на время или на чудо, не важно, главное - ты продолжаешь верить, а я просто верю в тебя, как верил всегда. В этом и есть моя надежда и моя вера. Надежда, вера и любовь. Все едино, в одном месте, в одном человеке. Ты - для меня все, моя Белла. И вот я просто люблю, верю и надеюсь, запрещая разуму искать недостойные пути решения, ибо непристойные предложения о редких встречах и роль любовницы не могут быть предложены ни одной приличной леди, а уж тем более - женщине, которую люблю. Посему убиваю в себе непреодолимое желание видеть тебя, и смиренно жду нового письма, как порции надежды, какой бы ложной и несбыточной она не была.
с любовью и надеждой,
твой Люциус.
24.10.81