Картина кроваво-красного рассвета, разливающегося над темной полосой холодного моря, медленно сменилась, рассыпавшимися золотом лучами яркого желтого солнца. Небо посветлело, растаяли свинцовые тучи, оставляя за собой лишь легкие дымные облачка, похожие… Кассиопея часто говорила, что они похожи на замки, барашков, волшебников и на все остальное, что только могло воспроизвести детское воображение. Белла не находила в облаках ничего такого и расценивала их с наиболее рациональной точки зрения, больше любуясь картиной моря. Волны накатывали на берег, омывая песок и, смывая замки, еще вчера построенные Люциусом и Кэс. С некоторой периодичностью это расстраивало девочку, а потому Беллатрикс, потакая желанию дочери, частенько защищала замки  заклинаниями, так что вода до них не доходила. Как правило, на следующее утро у Кассиопеи появлялось несравнимое ни с чем желание поскорее все разрушить, и она с оглушительным визгом бежала к берегу моря, чтобы растоптать свои старания и ближе к обеду поспешить строить новые. Этот контраст между двумя абсолютно разными способностями был поразительным. И тем не менее Кэс, несмотря на свой юный возраст умела и созерцать, и разрушать. Белла не могла похвастаться тем же в таком возрасте, ибо ее характер сам по себе подразумевал деструктивные порывы и потому, еще бегая по Блэк-кастлу с пустышкой во рту, она уже била мамины любимые вазы, крушила папины любимые пепельницы и вообще была персональным торнадо четы Блэк. К слову это качество передалось и Кассиопее, которая была более чем просто неуемной и частенько доставляла своим родителям мелкие неприятности, которые в прочем Беллу, не выводили из себя ничуть. Да и могло ли быть иначе, когда она наконец-то чувствует абсолютное счастье рядом с мужчиной, с которым хотела быть так давно?  Поначалу вся эта ситуация доставляла Белле не мало беспокойство. Разговор с Кассиопеей и попытка объяснить ей, что происходит, прошли удачно и, кажется, девочка ничего против таких перемен не имела, быстро привыкнув к Люциусу и начистую позабыв о том, кто такой Рудольфус и для чего он вообще был нужен. Она никогда не называла последнего отцом и с трудом выговаривала его полное имя, чем жутко раздражала всегда недовольного чем-то Руди. Первое время Кэс и к Люциусу относилась с недоверием, пряталась за матерью, когда он пытался общаться с ней, но в один прекрасный вечер она просто взяла его за руку и потащила в детскую читать ей сказку на ночь. В тот вечер еще один камень с души упал.
Но, как известно, в этой жизни тебе ни за что и никогда не дадут возможности долго наслаждаться своим счастьем, а потому по всем известному закону подлости, в утро, когда Беллатрикс почувствовала себя абсолютно счастливой, пришла сова от матери. Гневное письмо, которое госпожа Блэк соизволила отправить своей дочери не то, чтобы возымело шибкое действие на Беллу, которая морально была подготовлена к последствиям их с Люциусом решения, но несколько выбило из колеи. В строках написанных матерью не было угроз лишить ее капиталов Блэк, или выжечь ее с Кассиопеей с семейного древа, но зато читалось неподдельное отчаяние, разочарование и страх. И страх не за Нарциссу, оставшуюся в полном одиночестве с маленьким Драко на руках, а страх за Беллу, которая рисковала своим настоящим и своим будущим. В какой-то миг Беллатрикс даже почувствовала, что мать действительно за нее беспокоится и это письмо написано не с целью запугать девушку и заставить ее вернуться к мужу и вернуть чужого мужчину на должное ему место. Нет. В то утро Белла была уверена в том, что мать ее понимает и все последующие письма лишь подтвердили догадку старшей-Блэк. С чем связано было это понимание, девушка не знала, но сердцем чувствовала, что Друэлла сочувствует Белле отнюдь не из-за материнской любви, нет. Она сочувствовала ей как женщина женщине, а не как мать, любимой дочери. И все равно Блэк была рада тому, что Друэлла понимает ее. Для Беллы это было важно по двум причинам. Во-первых, они наконец-то нашли общий язык, пусть и не находились в полном согласии, а во-вторых, будучи на стороне Беллатрикс, Друэлла могла посодействовать во многих вещах и в частности бракоразводном процессе, который Блэк хотела провернуть как можно быстрее, даже если Люциус не собирался делать того же. Белла понимала, что ему тяжело и видела его переживания, а потому старалась как можно меньше говорить об их проблемах, которые теперь уже, пусть и были общими, но все же не подлежали постоянному обсуждению и обсуждению вообще.
Они были вместе вот уже два месяца, и, кажется, счастливы, почти счастливы, исключая лишь те моменты, когда он с задумчивым видом сидел на веранде и заметно нервничал. Тогда Белла ничего не говорила, лишь молча подходила к мужчине и обнимала его, если только не чувствовала, что Люциусу необходимо побыть одному. Да и чего греха таить, иногда Беллатрикс и сама предавалась приступам странной меланхолии, не характерной для нее. Она думала-думала-думала, думала о том, что наверное то, что они делают и впрямь очень опасно. А еще Белла не хотела мучить Люциуса и потому, была готова отпустить его с показной легкостью, если он все же решит вернуться к прежнему образу жизни. Не понять его? Осудить? Обвинить в легкомысленности и беспечности? – Тогда это не любовь, а Беллатрикс любила его всем сердцем и хотела сделать его счастливым, что было невозможно в условиях, которые предоставляла Нарцисса. Ее можно было понять. Обиженная женщина. Обиженная Блэк. У нее были все возможности для того, чтобы выжить из Люциуса все соки. Но ему нужно было одно: видеться с сыном и Белла была уверена в том, что ей удастся убедить Нарси в том, что она должна дать ему такую возможность. В конце-концов, в случае чего Люциус вообще мог отобрать Драко у его матери по праву крови, а Нарцисса вряд ли хотела этого. В таком случае, стоило тонко намекнуть об этом сестре, которая уже затянула с истерикой. Именно этим Белла и занималась, сидя на ступеньках с пером и пергаментом, а так же вороном, что сидел у девушки на плече ровно до тех, пор, пока на крыльцо не выбежала Кассиопея босиком и с шаром в руке.
- Мама, смотри! – с этими словами шар с характерным для него звуком был бесцеремонно разбит о стену, отчего ворон тут же взмыл в воздух, Белла поставила чересчур жирную точку после завершающих слов письма, а несчастная нимфа лежала среди осколков на полу вся израненная и, кажется, мертвая. Великолепно. Вот и первое убийство их с Люциусом дочери, которая присела рядом с осколками, взяла нимфу двумя пальчиками и, положив себе на ладонь, стала щелкать по ней указательным пальцем, в надежде привести «игрушку» в чувство. Ничего подобного, разумеется, не происходило, и Кассиопея подбежала к матери, которая к тому времени, как раз привязывала к лапке ворона пергамент с письмом.
- Что с ней? – без лишних предисловий поинтересовалась Кэс и тыкнула ладонью с лежащей на ней крохотной фигуркой, Белле в лицо, чем заслужила укоризненный взгляд и тут же отступила на один шаг от матери, смущенно потупив взгляд. Беллатрикс с некоторым сожалением посмотрела на мертвую нимфу, а затем потянула Кэс за руку, вынуждая сесть к себе на колени. Девочка с интересом посмотрела на мать.
- Ты убила ее, Кэс, - категорично заявила Белла, тут же соображая, как объяснить дочери, что значит смерть и, тем более, что значит, убила.
- Как это? – Кассиопея нахмурилась и еще пару раз щелкнула пальчиком по бездыханному телу нимфы, которая вопреки ожиданиям ребенка, не желала просыпаться, вставать и продолжать дальше играть на арфе.
- Смерть, это сон, от которого уже никогда не проснешься, милая. Просто человек, или то, что раньше было живым засыпает и никогда больше не открывает глаза, не дышит, не говорит, а затем и вовсе исчезает. И тогда начинается новая жизнь. Человек просыпается уже в другом теле, в другом месте и начинает новый день ребенком, затем растет, стареет и вновь засыпает, чтобы потом снова проснуться другим. Иногда можно… Помочь заснуть навсегда, как ты сделала сейчас. Но это очень плохо, Кэс. Так нельзя делать. Никогда. – девушка посмотрела в глаза дочери, которая судя по выражению лица старалась осмыслить сказанное матерью.
- А ты когда-нибудь помогала заснуть навсегда, мама? – поинтересовалась Кассиопея, и от этого вопроса Беллу бросило в жар. Ведь если она ответит «нет», то малышка будет винить себя в том, что сделала. А если «да», то подумает, что это в порядке вещей.
- Да, милая, но я очень жалею об этом и никогда больше так не сделаю, - с трудом произнесла Белла и достала из кармана бархатную коробочку, в которую положила крохотное тельце нимфы и накрыла сверху белоснежным носовым платком.
- Зачем это? – спросила Кэс и потрясла коробочку, но брать ее из рук матери не решилась.
- То, что умерло, нужно предать огню, иначе оно не сможет проснуться в новом теле, - объяснила Беллатрикс и поднялась со ступенек, беря дочь за руку, - а теперь пойдем в дом.
Здесь было тепло и светло. Белла любила этот дом за его непривычный уют и за то, что здесь были только они с Люциусом и ничто и никто не смело нарушить их покой. Положив коробочку на полку в холле, девушка отпустила руку дочери. Кэс какое-то время задумчиво смотрела на коробочку, а затем с понурой головой побрела к себе в комнату, в то время как сама Беллатрикс направилась в гостиную, где по ее мнению был Люциус. И нужно сказать, что Белла не ошиблась, встретив его мягкой улыбкой на губах и поцелуем в щеку.
- Нет. Всего лишь рассказала в кратком изложении о жизни и смерти нашей дочери, - девушка натянуто улыбнулась, а затем обняла Люциуса, шумно выдохнув в ответ на его следующую реплику. Что она могла сказать? Они оба знали, что это значило и чем им грозило.
- Авроры придут за нами. Это вопрос времени.

Страх. Она должна была бояться. Бояться до дрожи в руках, бояться, как каждая женщина боится боли и как каждая мать боится за будущее своего ребенка. Должна была бояться если не за себя, то за Люциуса и, в конце концов, за Кассиопею, которая в лучшем случае будет воспитываться Друэллой и Кигнусом и вырастет точной копией Беллатрикс, а затем от созерцания количества крови у себя на руках будет в холодном поту просыпаться ночами. Хотела ли Белла такой участи для своей дочери? Нет. И более того, она была уверена, что сможет воспитать ее другой. Возможно, такой же гордой, независимой, немного эгоистичной и самовлюбленной, но не убийцей. Не такой как была ее мать. Какими мотивами руководствовалась Беллатрикс, когда принимала метку? Это было очередное желание бунта, желание кому-то, что-то доказать, показать, что ты способна на большее, чем просто быть послушной, покорной женой своего мужа и просидеть всю жизнь в каком-то дурацком поместье с довольной улыбкой на губах и пятнадцатью детьми под боком. А когда, наконец, родится наследник быть забытой и всеми оставленной. Разве этого была достойна Белла? Нет. И задумываясь о том, что бы она выбрала между Азкабаном и такой жизнью, девушка не была полностью уверена в своем решении, потому что для таких как Белла приемлемее было бы общество дементоров, нежели светских леди, глупых до такой степени, что Блэк готова была волосы на голове от отчаяния рвать. Уж лучше и правда Азкабан. И Белла не боялась, потому что ей не о чем было жалеть. Все долгих двадцать два года, жизнь Блэк шла к этому моменту. К этому домику у моря и к этому человеку, с которым им довелось узреть всего несколько моментов короткого счастья. Что такое два месяца по сравнению с десятилетиями, проведенными в одиночестве? – Ничто. Но ради этих двух месяцев Белла была готова пережить то, что их неизбежно ждало. Ведь если поймали Рудольфуса, то первыми людьми, которых он сдаст так просто, без лишних уговоров и просьб, будут именно Люциус и Белла. Это будет его месть. Жестокая месть женщине, которая его бросила и мужчине, который отобрал у него вещь, позволяющую чувствовать себя уникальным владельцем Беллатрикс Блэк, на которой не решился жениться ни один другой сумасшедший. А ведь Рудольфус и правда был не в себе. Зачем он сделал то, что заведомо было проигрышно? Он же понимал, после первого знакомства, после первого разговора, он понимал, что Беллатрикс – последняя женщина, которую следует брать в жены против ее же воли. А Белла была против. С самого начала и до самого конца она была уверена, что Рудольфус откажется от свадьбы, расторгнет помолвку и забудет о своей сумасшедшей идее. Но нет. Он не собирался этого делать, а затем Беллатрикс была вынуждена пойти на отчаянные меры, чем видимо дала самоуверенному глупцу повод думать, что он и правда неотразим настолько, что Белла даже первой брачной ночи дождаться не может. А когда узнал, что Блэк беременна, радовался как ребенок и в какой-то момент девушка даже подумала о том, что возможно еще не все потеряно. Но ошиблась, конечно же. Рудольфус радовался возможности обрести наследника и больше ничему. А затем родилась Кэс и через неделю они поженились. И одним этим поступком, Лестрейндж превратил жизнь Беллатрикс в ад. Нет, дикие для мужчины-аристократа поступки в отношении женщины не тяготили девушку так, как тяготило давление, которое Рудольфус пытался оказывать на нее. Унижал ее присутствием любовниц в доме, дарил им подарки, которые предназначались Белле, позволял расхаживать по дому, как если бы в нем не было хозяйки, а когда Беллатрикс срывалась, старательно успокаивал ее круцио. Что ей следовало сделать? Блэк могла бы стереть Рудольфуса в порошок одним движением волшебной палочки, но нет. Она не делала этого, потому что просто уничтожить его, было мало. И она носила свою ненависть в сердце, по капле добавляя каждый день, чтобы чаша терпения не перелилась раньше положенного срока. Беллатрикс собиралась отомстить. Но сделать это не так, как делаю глупые женщины, мечтающие загрести себе все имущество мужа. Нет. Впрыскивать ему смертельный яд по строго определенной дозе каждый день, наблюдая за тем, как он медленно умирает в страшных мучениях, вот чего желала душа Беллатрикс и с тех пор, как она покинула Лестрейндж-холл, Блэк все чаще задумывалась об этом. Но судьба сыграла с Рудольфусом настолько злую шутку, что Белле не пришлось делать ничего своими руками. Если Мерлину будет угодно, она выберется из этой передряги сухой и получит возможность в ежедневных сводках наблюдать за тем, как ее муж, к тому времени уже бывший, медленно, но верно усыхает. Умирает. Мучается. Но для того, чтобы испытать такое удовольствие, Беллатрикс нужно было самой как-то обойти Азкабан и сделать это у нее было возможностей куда больше, чем у тех, кто участвовал в последних операциях Темного Лорда. А он негодовал. Все то время, что Белла пробыла с Люциусом, Реддл был в бешенстве и оба раза, когда Блэк соизволила с ним встретиться, не обошелся без угроз в адрес самой девушки и Малфоя и даже Кассиопеи. Смешно. Оба разговора окончились ничем, ибо Белла вновь и вновь обещала в ближайшее время принять «верное решение», но этого делать не пришлось, потому что в воскресный вечер перед очередной запланированной встречей с Повелителем, руку обожгло. Боль была настолько сильной, что Беллатрикс готова была поклясться, что если это гнев повелителя, то он очень силен. А затем метка побледнела и почти исчезла с кожи девушки. И тогда Блэк поняла, что это конец. Все кончено.
- В Министерстве всегда сидели лишь продажные скоты, Люциус. Они будут только рады возможности уличить чистокровные семейства в пособничестве Темному Лорду. Имущество осужденных изымается в пользу государства. То есть идет в карман тем, кто будет нас судить. Они постараются посадить как можно больше аристократов, чтобы нажиться на их деньгах, - спокойно и обстоятельно заявила Белла, сжав холодную руку Люциуса в своей горячей ладони. Забавно. Этот контраст всегда вызывал на губах девушки улыбку. Улыбнулась она и сейчас, хотя на душе было отнюдь не весело и даже напротив. Тревожно. Холодный страх подбирался к сердцу, но пока Белле хватало силы гнать его прочь.
- Мы можем просто отпираться и говорить, что не виновны, можем лгать, можем просто молчать. До поры до времени. Но согласно новому подзаконному акту, они имеют право использовать пытки в отношении особо опасных преступников, или лиц, уличенных в пособничестве оным. Более того, не секрет, что заставить нас говорить могут и веритасерумом, а так же добрым десятком других зелий правды, - Беллатрикс задумчиво прикусила губу, судорожно соображая, что следует делать дальше и как себя вести. Она не поддавалась панике, потому что предупрежден – значит, вооружен. И у них еще было время все обдумать.
- Я напишу письмо отцу, - спокойно произнесла Белла и прикоснулась губами к его губам, целуя осторожно и с некоторой несвойственной девушке робостью, - пусть хоть раз в жизни фамилия Блэк послужит своим представителям, а не наоборот.