Marauders: the prophecy comes true

Объявление


Добро пожаловать на ролевую Marauders: the prophecy comes true, сюжет которой повествует о тех далёких временах, когда Гарри Поттера ещё и в помине не было, о временах мародёров. Для того, чтобы попасть в мир прошлого и изменить ход истории, тебе достаточно просто зарегистрироваться и заполнить анкету.










Hogwarts | New desiresSoulight Art


Новости на форуме:
22.01.2011. Произведена большая чистка, идет набор игроков. Срочно нужны СЕВЕРУС СНЕЙП, ДЖЕЙМС ПОТТЕР, ТОМ РЕДДЛ (ВОЛДЕМОРТ) и другие.
Игроки Sirius Black, Marlene McKinnon, Remus Lupin, Barbarian Salomon Срочно ждем от вас ИГРОВЫХ постов!

А так же
Открыт набор пиарщиков и аватармейкеров!

В игре:
Всех желающих приглашаем в массовый квест "Рождественский бал"!

Реклама:
Ник: Реклама
Пароль: 12345
Не забываем о взаимности рекламы!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marauders: the prophecy comes true » Реальное время » 25.12 Winter Goodbye


25.12 Winter Goodbye

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

Название темы: Winter goodbye (продолжение флэшбека What We Did Last Summer)
Кратко о чем:После того, что случилось между Беллатрикс и Люциусем в день его помолвки с младшей сестрой Беллы, молодые люди возвращаются в школу с твердым намерением похоронить в себе все воспоминания о том разе, но как-то слишком быстро забывают об этом обещании, данном самим себе. В течении 4 месяцев тайные любовники разыгрывают дружеские отношения перед всеми знакомыми и даже друг перед другом, но в то же время оба совершенно запутались в своих чувствах.
Между тем подходит день, когда студенты должны вернуться домой на Рождественские каникулы, во время которых у Беллы намечена помолвка с Рудольфусем Лестрейджем.
Список участников игры: Беллатрикс Блэк, Люциус Малфой
Место: Хогвартс, Слизеринские подземелья.
Время: Конец декабря 1977 года, последний день учебы.

Отредактировано Lucius Malfoy (2011-01-19 16:17:57)

0

2

- Посмотри страницу 59, это нечто! - взволнованно посоветовал Люциус, с нетерпением ожидая того, когда Белла найдет упомянутую страницу и прочтет нужный абзац.
Книгу он получил с совой десятью минутами раньше и не медля отнес Белле. Отец был против того, чтобы посылать запретную литературу в Хогвартс, где старинные пособия по черной магии, принадлежащие их семье веками, мог конфисковать чекнутый старикан Дамблдор, однако решил удовлетворить просьбу сына, тем более, что он так всерьез увлекся темными искусствами, а Люциус действительно увлекся ими. Каждая встреча с Темным Лордом разжигала в нем все больший и больший интерес к его идеям и планам, а для того, чтобы заинтересовать величайшего темного волшебника века, Малфою нужно было проявить себя с лучшей стороны.
Белла тоже была согласна и постоянно твердила, что только неподдельное рвение и искреннее восхищение взглядами Лорда могут быть оценены и вознаграждены. По правде говоря, слизеринец не особо поддерживал масштабов ее собственного усердия, граничащего с фанатизмом, но не дивился этому, ведь что такое одержимость слизеринец знал не по наслышке.
Он мельком посмотрел на девушку, которая с интересом склонилась над старым фолиантом, и незаметно облизнул губы. Иногда он хотел ее в таких неподходящих местах и в такие неудобные моменты, что не верил, что такое вообще возможно. Хотя что уж там, он хотел ее везде и все время. Белла Блэк, вот как звали одержимость Люциуса Малфоя.
Обычно в такие моменты он сдерживал себя, собирал в кулак волю и с безразличным видом занимался чем-нибудь другим, не столько потому, что не было возможности уединиться, а потому что отчаянно не хотел, чтобы Белла поняла каким образом на него влияет. А влияние это было пагубным, нелогичным, но чрезмерно сильным.
О, Мерлин свидетель, он хотел бы, чтобы все было иначе! Он пытался - честно и часто, однако каждая попытка лопалась, как мыльный пузырь перед ее устрашающим великолепием и необходимостью.
...Еще летом, на следующее утро после его помолвки с Нарциссой Блэк, отец вызвал Люциуса к себе в кабинет и без обиняков поинтересовался почему бы ему не потрудиться убрать следы своего бесстыдства. И когда молодой человек, поступив очень глупо, инстинктивно потянулся к своей шее, Абракас, который был до ужаса проницательным человеком, пояснил, что имеет ввиду не засосы, которых, как он смеет предполагать, тоже было, а выражение лица сына. Так смотрит нашкодившая кошка, которая дотянулась до банки со сметаной и попробовав ее, сейчас никак не может решить чего ей хочется больше - того, чтобы о шалости никто не узнал или того, чтобы найти способ приложить лапу к запретному лакомству снова. Помниться, Люциус не ответил отцу, молча потупив взгляд в дорогой ковер, мучаемый чувством стыда и досады из-за того, что впервые в жизни разочаровал родителя. Однако Абракас не стал ругать сына и даже не наказал его, он просто настоятельно потребовал, посоветовал, попросил своего отпрыска быть разумным и не позорить имя семьи, а так же выбросить из головы всю дурь и стать наконец не просто взрослым, а Малфоем. А когда еще более подавленный молодой Малфой согласно закивал, все еще не в силах поднять взгляд, отец сделал последнее, чего Люциус вообще от него ожидал. Он спросил не хочет ли Люций жениться на Беллатрикс Блэк вместо ее младшей сестры? Вскинув голову и встретившись с холодными и вполне серьезными серыми глазами отца, такими же, как и у него самого, шокированный Люциус отметил, что лорд Малфой не шутит. Последний окидывал сына пытливым взглядом, ожидая ответа, и Люциус, на лице у которого все еще горела пощечина Беллы, а голова взрывалась от водоворота невероятных, грешных и пугающих событий прошлого вечера, поспешно замотал головой: нет, разумеется не хочет! Он уже одумался и больше не повторит глупых и недостойных ошибок, он выбросит из головы неподобающие мысли, а эмоции, которые делают его слабым, будут истреблены в корне. Разумность, расчетливость и хладнокровие - вот лучшие друзья, с которыми он не станет расставаться впредь, вернув себе былой статус эталона и предмета обожания. Сильный, непобедимый, надменный и гордый. Он станет идеалом. Настоящим Малфоем. Отец коротко кивнул и похлопал сына по плечу. Такое проявление привязанности он позволял себе не часто, так что Люциус засиял и сразу успокоился.
Последние дни каникул он провел в душевном покое и равновесии. Жизнь наладилась и потекла по старому руслу, пока не настало первое сентября...
Еще в Хогвартс-экспрессе, вопреки всем разумным домыслам и мерам предосторожности, он затащил ее в багажный вагон, в мгновении ока позабыв о своих изначальных разумных планах. А потом Люциус стал забывать о них все чаще и чаще, пока в один прекрасный день не нашел себя и свой разум, пойманных в капкан из черных локонов, теплых ладоней, бездонных глаз и сладких, ненасытных губ. И до тех пор, пока эта пленительная комбинация сводила его с ума и туманила рассудок, Люциус не мог вернуть себе свою спокойную, размеренную, горячо любимую и уже такую далекую жизнь.
Иногда он ненавидел ее. Сильно, всеми фибрами души. Он мечтал о том, чтобы с ней что-нибудь случилось или чтобы треклятый Рудольфус женился на ней и увез куда-нибудь на Северный полюс, чтобы не видеть как это грешное великолепие маячит перед глазами, стирая остатки рассудка, не слышать этого сумасшедшего смеха, который как будто преследует его, даже когда он один. Как же он ее НЕ-НА-ВИ-ДЕЛ! И в то же время страстно и неистово желал. Парадокс? Плевать! Люциуса не привлекал психологический анализ, он просто хотел свободы! Тысячу раз он решал, что порвет с ней, пойдет и скажет... нет, лучше ничего не будет говорить, просто возьмет и больше не будет ходить по ночам к ней в комнату и наложит заклинание на свою дверь, а днем будет вести себя как ни в чем не бывало. Разве трудно? Не трудно ведь, так? И Малфой знал, что это не трудно. Не трудно, просто невыполнимо. 
Дать Белле понять, что между ними все конечно, Люциус мог без всякого туда, он просто не был уверен, что сможет выполнить это, а бросить ее и через пару дней самому прибежать к ней, как цепная собачонка, блондин не мог. Такого убийства собственного достоинства он вряд ли смог бы пережить, что уж говорить о насмешках Беллатрикс, которые неприменно последуют за его "храбрым поступком"... Так что увы, не мирясь с таких раскладом, но в то же время продолжая вести политику страуса, Люциус Малфой прятал голову в песок, убеждая себя, что может положить этому конец, когда только захочет. А сейчас? Сейчас он просто не хочет, у него роман с красивой девушкой без каких либо обязательств, что еще может желать молодой человек? Это всего лишь секс. Просто секс.
- Пойдем, прогуляемся? - неожиданно спросил он, хотя Белла уж точно знала, к чему такая "неожиданность".

+1

3

Белла ненавидела свою мать. Как бы кощунственно, отвратительно и невероятно это ни звучало, но она правда ее ненавидела. Так сильно, что иногда Беллатрикс приходилось сжимать зубы, чтобы не позволить мерзкой колкости слететь с ее губ. В противном случае все это грозило вылиться в грандиозный скандал и старшая-Блэк не могла ручаться за то, что после окончания семейной сцены не будет выжжена с древа Блэков, а уж этого Беллатрикс точно никак позволить себе не могла. Именно себе. Потому что такое стечение обстоятельств повредило бы ее репутации, сравнительно спокойной жизни и главное: Беллу лишили бы наследства, а она слишком любила тратить деньги и не умела контролировать этот процесс. Избалованная маленькая дрянь, - кажется именно так назвала ее Нарцисса в последнюю их ссору. Впрочем, сейчас это отношения к делу не имело. Но возвращаясь к вопросу о Друэлле, сегодня шли третьи сутки после письма, которое она так любезно послала своей дочери прямо в Хогвартс. Казалось бы, что такого плохого в том, что мать шлет письма своей старшей дочери и, наверняка, любимице семьи в школу? Вы чертовски правы. Все бы ничего, если бы Белла не знала, что во-первых, Друэлла ее терпеть не могла, во-вторых, что она письма с хорошими новостями не присылает, и наконец, в-третьих, что если бы это была хорошая новость, ее бы прислал отец. Ха! Прямое попадание в точку. Друэлла Блэк, движимая порывами и страстным желанием навредить Белле снова ударила ей в спину. Каким образом? – «…а потому я решила твою судьбу помолвкой с весьма привлекательным молодым человеком, наследником Лестрейнджей, Рудольфусом. Он умен, хорош собой, богат, а главное тверд. Тебе жесткая мужская рука – не помешает» - о руке несчастного миссис Блэк, очевидно, не шибко заботилась. Ну, подумаешь, через неделю после свадьбы останется без пары конечностей, а через год поседеет и умрет от сердечного приступа. Какая беда! С кем не бывает-то? Именно с такими мыслями Беллатрикс в очередной раз пробежалась глазами по пергаменту, исписанному странным, витиеватым почерком и, наконец, кинула его в огонь. А затем еще одно, уже от отца. С подтверждением слов злобной ведьмы, действительно выжившей из ума в отличие от ее дочери. Друэлла всегда говорила им, что брак – это обязанность, а любовь – это грех. Муж, призван умножать имущество рода, а задача женщины наблюдать за этим со стороны и наслаждаться всеми благами, которые будут ей предоставлены. Ну, и наблюдать, разумеется, за тем, чтобы этих благ было достаточно. Впрочем, еще Друэлла говорила, что исключительно девушки легкого поведения позволяют себе спать с мужчиной до свадьбы. Отсюда можно было сделать вывод, что эта женщина не только никогда не любила, но и была исключительно старомодного воспитания (да и откуда бы взяться иному), а значит с Беллой, им было просто не суждено когда-нибудь найти общий язык. Ну, и дементор с ней, что тут скажешь? У Беллатрикс была проблема куда более насущного характера и она тревожила девушку до дрожи в руках. У проблемы было имя. И даже фамилия. Люциус Малфой, разумеется. Самоуверенный, надменный, холодный и неприступный Люциус, с которым Белла старательно разыгрывала дружеские отношения, хотя в действительности их таковыми назвать было трудно. Когда один из друзей испытывает к другому нехарактерные нежные и трепетные чувства, а второй с радостным упоением этим пользуется, это уже не дружба. Это просто какая-то катастрофа, особенно, когда двое «друзей» - леди Беллатрикс Блэк и мистер Люциус Малфой, которые различались так сильно, что их даже друзьями-то представить было тяжело, не говоря уже о чем-то большем. Да попробуйте сказать кому-нибудь, что Белла полюбила, действительно полюбила Малфоя, и Вас обсмеют, как если бы Вы стали утверждать, будто Темный Лорд собирает пожирателей, чтобы в субботу вечером играть в плюшевых пингвинчиков и пластиковых медвежат. Фигурально выражаясь, разумеется. Но как бы там ни было и, что бы, кто ни думал, а после этого чертового вечера в библиотеке, весь мир стал с ног на голову и эти двое, Мерлин, Белла никогда бы не могла подумать, что они смогут быть вместе. Вместе, не как друзья. А как любовники. Казалось бы это был секс. И ничего больше, но почему-то Белла чувствовала, что все равно не имеет даже на это никакого морального права перед своей сестрой и своим будущим мужем. Как прилично звучит, правда ведь? На самом деле Белле было глубоко наплевать и на свою сестру, которая в своей глупой ревности вела себя странно, и тем более на Рудольфуса, который со своими вульгарными подкатами уже надоел Беллатрикс. Единственные люди, до которых Блэк было хоть какое то дело в данной ситуации, которая в действительности только их и касалось, был Люциус и сама Белла. Черт. Ей было хорошо с ним. Каждый раз, покидая его комнату, Блэк думала, что найдет в себе силы больше не вернуться, потому что понимала, что по большому счету не нужна ему. Или нужна. Для секса. Но таким девушкам как Беллатрикс, было трудно смириться с мыслью, что мужчине нужно только ее тело. Наверное, Блэк была наивна, полагая, что со временем все изменится. Не изменилось. И Белла все чаще и чаще задумывалась о том, что этот порочный круг нужно прервать. Потому что иногда наши чувства не имеют никакого значения. Иногда нас оглушающим воплем обдает гордость и в истерике бьется долг. Перед семьей. Перед совестью. Перед самой собой. Люциусу следовало найти себе другую девочку по вызову. После прочтения письма, Белла была в этом уверена. И она испытывала боль, осознавая, что нужна ему только для удовлетворения физиологической потребности. Но при мысли о том, что теперь не будет ни терпких поцелуев, от которых на губах остается привкус миндаля, ни настойчивых прикосновений, которые жгли кожу подобно огню, ни умопомрачительных ласк с запахом опасности, сердце Беллы начинало биться медленнее, гулко отдаваясь траурным звоном в ушах.
- Посмотри страницу 59, это нечто! – от такого появления Малфоя, Беллатрикс невольно вздрогнула и перевела на него явно недовольный взгляд, после чего протянула руку и провела пальцами по тяжелому фолианту, содержащему в себе множество знаний по темной магии. Блэк укоризненно покачала головой, ясно давая понять Люциусу, что она не одобряет такого риска. Да, нужно было практиковаться, но на это существовали более безопасные места. Впрочем, сейчас мысли Беллы были заняты куда более важными вещами, и потому она не склонна была давать Малфою понять, что недовольна чем-то. Блэк послушно перелистнула несколько страниц и стала вчитываться в слова, написанные на старинной, чуть пожелтевшей бумаге аккуратным и разборчивым почерком. Здесь было написано заклинание, позволяющее уничтожить противника с помощью некоего заклинания, эффект которого обозначался как «кровавая пена изо рта, прожигающая кожные покровы и телесные ткани подобно кислоте». Очень мило. Ничего не скажешь. Белла хмыкнула, кинула взгляд на Малфоя и одобрительно кивнула на книгу, захлопывая ее с характерным звуком.
- Пойдем, прогуляемся? – произнес Люциус и от этих слов Беллатрикс передернуло. Она приняла решение и хотя не была уверенна в нем, эта фраза имела эффект мощного удара по лицу. Блэк закрыла глаза всего на секунду, собираясь с мыслями. Сейчас нельзя было сдавать позиции. Нельзя. Она обязана с этим покончить. Ради него. Ради себя. Ради своей гордости и самоуважения. Обязана.
- Пойдем ко мне в комнату, - тихо произнесла Беллатрикс, плавно поднимаясь из кресла, боясь смотреть на Люциуса сейчас, - нам нужно поговорить.

+1

4

Белла казалась немного странной - задумчивой и какой-то подавленной, если это вообще возможно в ее случае, потому что Беллатрикс Блэк могла быть бывала какой угодно - взволнованной, злобной, язвительной, надменно-холодной, бешеной, но подавленной? Никогда.
Так или иначе Люциус не был настроен разгадать эту загадку, ему не терпелось остаться с ней наедине, чтобы... Поговорить? О чем это она? Обычно они называли это другими словами - прогуляться, позаниматься, почитать. Пошло, конечно, никто и не спорит, просто говорить "пойдем, займемся сексом" в окружении ничего не подозревающих посторонних людей прозвучало бы несколько шокирующе. Что же, если ей хочется придумать новое кодовое слово, он не имеет ничего против, вот только выражение лица девушки говорило ему о том, что она имеет ввиду именно то, что сказала, а так же, что этот разговор не обещает быть приятным и веселым.
- Поговорить, - повторил он, полагая, что за этой скупой и сказанной бесстрастным голосом фразой Беллатрикс поймет, как он удивлен, однако она не стала продолжать.
Староста школы даже несколько помрачнел. Он одарил брюнетку испытывающим взглядом, но мисс Блэк осталась непоколебимой, для того, чтобы узнать, ему нужно было последовать за ней на ее условиях. Люциус наивно убедил себя не обращать на это странное молчание внимания, наверное речь о том, как они будут встречаться во время каникул. Да, точно, все дело в этом.
Комната Беллы была не очень просторной, но вполне уютной, за последние месяцы Малфой бывал тут бесчисленное количество раз, пополнив запас воспоминаний стен старинного замка еще одним тайным романом.
Обычно они не спали вместе; занимались любовью, иногда разговаривали или занимались, потом расходились по своим делам, но вчера ночью было уже довольно поздно, когда Люциус пришел к Белле. До этого у них была тренировка, потом он долго спорил о вопросах чистокровности с Ноттом и Снейпом, после чего делал накопившееся задания по Зельям, потому что Слогхорн вполне ясно дал ему понять, что столько пропусков не намерен прощать даже своему любимчику. Усталый и злой, слизеринец все же не устоял перед искушением заглянуть к Белле, тем более, что у них почти не оставалось времени до каникул, во время которых, скорее всего, пришлось бы прекратить встречи. После как всегда умопомрачительного секса он даже не заметил, как заснул, а когда проснулся посреди ночи, не сразу понял где находится. Кровать была определенно не его, чувство неудобства и заставило аристократа проснуться, но еще более странно и неожиданно было обнаружить, что он спит не один.
Беллатрикс спала тихо и умиротворенно. В обычное время такая огненная и активная, во время сна она казалась такой кроткой и ранимой, что Люциус невольно залюбовался. Залюбовался и тут же ужаснулся: он не должен тут находится. Быстро собрав свои вещи, он бесшумно покинул комнату, почти сбежал. Сон, покой и умилительные чувства не то, для чего он приходит сюда, и то, что между ними происходит, нечто намного более приземленное и простое. Всего лишь секс. Но даже это оправдание с каждым разом теряло свою убедительность. В Хогвартсе было много девушек, намного более подходящих для роли любовницы Люциуса Малфоя, чем Беллатрикс Блэк. По крайней мере иногда, ради разнообразия, он мог удостоить своего внимания и их тоже. Но как ни странно, за 4 месяца он делил постель с одной только Беллой, и дело было не в верности. Такого понятия не существовало для Малфоя в принципе, просто ему больше никого не хотелось.
Много раз он пытался сблизиться с Нарциссой, ведь она была его законной невестой и будущей женой, однако нужно признаться, что он не столько пытался найти общий язык с Циссой, сколько обещал себе сделать это в ближайшем будущем. Каждый раз в начале недели он клялся себе, что проведет выходные с красавицей невестой, и каждый раз шаги невольно приводили его к совершенно другим дверям. Так что если на одну секунду потерять рассудок и сметь называть это верностью, то да, он был верен Белле - целиком и полностью.
Это было странно для Люциуса так же, как то, что в один день он понял, что хочет того же от нее. Парни, которые вертелись вокруг мисс Блэк, вызывали у него раздражение и лютую ненависть, а однажды, когда во время "дружеской" мужской посиделки слизеринцев, где все хвастались своими любовными победами (нередко - вымышленными), Фред Забини очень самодовольно заявил, что спал с Беллой Блэк, Малфой, пожалуй чересчур резко, велел ему заткнуться и знать свою меру. Забини удивился и заявив, что понимает чувства Люциуса, так как Белла - его будущая родственница, все же отметил, что это его лично дело и к тому же против правды не попрешь: что было, то было. Люциус незаметно сжал кулаки и вежливо извинился. Фред понимающе кивнул, однако про Беллу больше не говорил. Через пару дней, во время тренировки слизеринской команды, охотник Фред Забини был сбит с метлы бладжером, после чего долго отлеживался в больнице. Позже он рассказал, что не увернулся от бладжера, потому что перед ударом получил ошеломляющее заклинание. Люциус Малфой же заявил, что Забини просто не умеет играть и заменил его Кристианом Ноттом. Уже упоминалось, что Фред еще очень долго лечился в больнице?...
Об этом Беллатрикс так и не узнала, но Люциус долго и упорно допытывался Нарциссы не было ли у ее сестры романа с Фредом. Наконец, решив, что Забини действительно все выдумал, Малфой успокоился, чтобы через недолгое время снова вспыхнуть очередной вспышкой ревности.
Подобные глупые и при чем необоснованные эмоции не были похожим на Люциуса, но это была лишь верхушка айсберга. Собственное нетипичное поведение и изменения в себе все больше и больше волновало слизеринца. Умом он понимал, что медленно, но верно катится в пропасть, но как бы не пытался, ничего не мог поделать со своими крушением, а то, что это было крушение, было просто очевидно. Он не обращал внимания на Циссу, избегал разговоров с отцом через камин и почему-то Рудольфуса, которого встречал пару раз в Хогсмиде и на собраниях у Темного Лорда. На уроки смотрел сквозь пальцы, во время занятий дремал на последних партах, пропускал собрания старост и совершенно не занимался своими обязанностями Старосты школы. Это все беспокоило его, но больше всего блондина терзали "душевные муки", осознание неправильности своих действий, чувство долга перед семьей и стыда перед отцом и своей фамилией. Так что Люциус вполне серьезно страдал, хотя в его страданиях было намного больше эгоизма, для чувства, о котором могут заподозрить читатели. Так или иначе, из-за бессонных ночей у молодого человека под глазами все чаще появлялись голубоватые тени, и, черт возьми, он даже похудел! И если это и есть любовь, думал наследник древнего рода, то она - отвратительна! Он не хотел ее, и если бы была такая возможность, Малфой без раздумий и с радостью заменил бы это абстрактное чувство, скажем, на пару дорогих ботинок из драконьей кожи.
Если бы...
...От воспоминаний о прошлой ночи у него предательски сжалось сердце. Но Люциус быстро отогнал от себя все лишнее. Что бы там не было, он все еще отлично умел контролировать себя, пряча все внутренние шторма под маской хладнокровия, как процесс подготовки извержения не заметен под слоем остывшей лавы.
- О чем будем, кхем, говорить? - немного насмешливо поинтересовался молодой человек, сделав акцент на последнем слове.
Он оттолкнулся от двери, к которой прислонился и приблизившись к Белле, нежно провел пальцами по ее волосам, заправив непослушный локон за ушко. Ему стоило трудов сдержать себя и не наклониться к ее губам за жадным поцелуем, однако Люциус удержал себя. Пока.

+1

5

Белла никогда не заводила романов в стенах школы. Она вообще старалась избегать каких-либо отношений, исключая дружеские и почти братские с противоположным полом. Говорить о девушках и вовсе не приходится, потому что они вообще для Беллатрикс не существовали. В прямом и переносном смысле Белла предпочитала полностью их игнорировать, чем вызывала у этих очень назойливых и до отвращения милых существ приступы бешенства. Раздражало девушек не столько, что Белла в упор отказывается замечать их присутствие, столько то, что при этом она общается с  их молодыми людьми вот так просто, как если бы они были знакомы уже тысячу лет. Да, черт побери, Беллатрикс Блэк не были свойственны сопли и слюни. И если ей нужно было поговорить с самодовольным Розье, или нахальным Блэком, а еще хамоватым Поттером и прочими личностями, которыми в большинстве своем Белла брезговала, она делала это без всяких сомнений, глупых ужимок и притворных улыбок. Потому что Беллатрикс – не была сентиментальной дурочкой, неспособной контролировать свои эмоции. Не стоит лгать, говоря, что они никогда не испытывала никаких теплых чувств по отношению к людям. Белла безумно любила своего отца и безмерно своих сестер. С разницей лишь в том, что Андромеду она еще и уважала. И тем не менее Блэк клялась самой себе и многим из тех, кто назывались ее друзьями в том, что она никогда не полюбит мужчину. Она считала такую связь пагубной, опасной и безнадежной. Любовь сковывала, заставляла забывать о том, кто ты и зачем существуешь. Она вынуждала осуществлять поступки, которые в здравом уме никто и никогда не сделал бы. А потому Белла панически боялась ощутить чувство, которое могло бы ослабить ее и сделать уязвимой. Но как известно, не всё всегда идет гладко и по плану. Жизнь мисс Блэк исключением в этом плане была ровно до появления Люциуса. Белла ненавидела себя за это, просто ненавидела. Она позволила, она допустила появление в своей жизни такого аспекта как Малфой. И если раньше он был какой-то мелкой, почти незаметной частью, то сейчас Беллатрикс не представляла, каким образом ей следовало от него избавиться. Он был частью ее. Он был ее сердцем. Он занимал ее разум. Он был ее жизнью. – И это отвратительное чувство, готовность отдать свою судьбу в руки другого человека, заставляло Беллу все чаще сомневаться в собственной адекватности. Ей всегда говорили, что она умная девушка. Но Дьявол тому свидетель, умные девушки не ведут себя как последние дуры! У них в голове вертятся способы защиты от авады кедавры, а не воспоминания о звездной ночи, которая раз за разом становилась свидетельницей их греха. Греха столь сладостного и столь прекрасного, что у Беллы перехватывало дыхание, едва она всего на секунду прикрывала глаза в задумчивости. Губы пересыхали, и Блэк вынуждена была облизывать их кончиком языка, вновь чувствуя горечь и сладость недавнего поцелуя. А эти поцелуи всегда были недавними, потому что он приходил каждый день и каждый раз заставлял Беллу вновь отрекаться от клятв, данных Мерлину и Моргане после его ухода прошлой ночью. Она хотела бы ему отказать, всем сердцем хотела, но не могла. В очередной раз собираясь с мыслями, Белла открывала рот для того, чтобы, что-то сказать, но чувствовала его жгущие огнем прикосновения и забывала обо всем. Блэк призывала и к самому мощному оружию из имеющихся у нее в арсенале. К гордости и чувству собственного достоинства. Этому убийственному союзу нужно было не более двадцати минут для того, чтобы убедить Беллу в отсутствии Люциуса в том, что он использует ее, как использовал ранее других девушек, коих в Хогвартсе было не мало. И нет. Беллатрикс никогда не сомневалась в том, что она безусловно, если не красивее, то во всяком случае эффектнее их всех. Недаром же представители всех четырех факультетов от пятнадцати и старше истекали по Белле слюной, а когда узнали о том, что Рудольфус не просто истекает, но еще и решился попытать свое счастье в браке с темноволосой темноглазой ведьмой, готовы были его убить. Кстати, Белла тоже была готова. Она ради своих целей могла быть самоотверженна. Но какую цель она преследовала в этом случае? Отбить Люциуса у Нарциссы? – Чушь, бред для детей возраста от трех до пяти. Заставить его полюбить себя? – Это было невозможно, потому что Белла пыталась. Мать всегда говорила ей, что мужчины любят глазами и Блэк предоставила Люциусу возможность не только созерцать ее, но более того, прикасаться к ней в нетерпеливых ласках и жадных поцелуях. Да как он смел?! То, что получал Малфой, мечтали получить сотни таких же как он. Таких же чистокровных. Самодовольных. Самонадеянных. Самовлюбленных. Белла могла выбрать любого из них и они бы ее обожали. Восхищались. Боготворили. Любили. А Люциус пользовался ею и делал это, очевидно, без всякого зазрения совести, да Блэк и не винила его в этом. Чистокровные аристократы мужского пола были уверены в том, что они могут позволить себе пользоваться всеми и всем, что им необходимо. Белла была необходима Люциусу. Во всяком случае в те ночи, когда он приходил к ней. Был ли у него роман, или просто секс с другими девушками, Блэк не знала, да и не хотела знать. Она была ревнива. Крайне ревнива, но знала, что не имеет права показывать этого. Ведь Люциус никогда и ничего ей не обещал и в любви не клялся. Белла тоже ни разу после того вечера в библиотеке ни слова не произнесла о том, что они больше чем друзья. Блэк упрямо повторяла эту фразу всем и даже самой себе и со временем начала убеждаться в этом. Она правда верила в том, что ее привязанность к Люциусу носит чисто дружеских характер, а секс – всего лишь способ удовлетворения потребности. У тебя есть друг? Так почему бы не воспользоваться и не сделать вам обоим приятное? И что за стереотип, что, если мужчина и женщина делят постель, то они не могут быть друзьями. Могут! Белла и Люциус были. Во всяком случае в голове у Беллатрикс, которая запуталась в своих чувствах и ощущениях до такой степени, что здесь без бутылки точно не разберешься. Одно Блэк знала точно, что друзья, потенциальным пассиям твоего друга в волосы не вцепляются и колкостями за завтраком не обмениваются. Речь идет, ни о ком ином, как о Нарциссе, разумеется. Она со своей нежностью к будущему супругу изводила Беллу все время, которое решалась проводить со старшей сестрой. А когда за завтраком в Блэк-кастле заявила, что видится с Люциусом куда меньше, чем делает это Белла, начался скандал. Друэлла едва ли не вскочила со своего места, гневно полыхая глазами и лишь Кигнус одним нетерпеливым жестом сумел пресечь начинающуюся истерику. Благо, что Андромеда подтвердила «чистоту и непорочность» своей сестры в отношениях с Люциусом и другими юношами змеиного факультета. Знать этого, девушка, конечно, не могла, но старательно изображала осведомленность в этом вопросе. Нарцисса тогда жутко расстроилась из-за того, что Белле не шибко влетело и ушла с завтрака оскорбленная пренебрежением к такому вопросу, как ее отношения с будущим мужем. Беллатрикс, признаться с большим трудом удержалась от того, чтобы вцепиться в ее белокурые волосы в вечернем продолжении скандала, где старшая Блэк узнала о себе много нового, включая то, что спать с чужими женихами могут себе позволить только шлюхи. Белла не знала как, но Нарцисса нутром чувствовала, что ее сестру и Люциуса связывают не просто дружеские отношения… И это начинало быть опасным. Вот и еще один аргумент в пользу действа, которое Блэк собиралась совершить.
После короткого кодового слова дверь комнаты Беллы распахнулась с характерным скрипом, пропуская хозяйку и ее частого гостя в небольшое помещение с высоким потолком и хорошей акустикой. Да, ночью без звукозаглушающих заклинаний здесь не обходилось. Но сейчас Блэк произнесла его явно не с той целью, с которой произносила обычно. Ей просто не хотелось, чтобы предстоящий разговор был услышан теми, кому не следовало бы интересоваться чужими тайнами.
Он провел пальцами по ее волосам, и Белла невольно улыбнулась, наблюдая за действиями юноши испод полуприкрытых глаз. В такие моменты ей было спокойно и почти совсем не страшно. И Блэк не хотелось разрушать особенную магию, возникающую каждый раз, когда они были вместе. Но сейчас она обязана была это сделать. Наверное, ради них обоих.
- Люциус… - тихо проговорила Беллатрикс в совсем несвойственной ей мягкой и почти нежной интонации, - подожди. Пожалуйста. – девушка как-то порывисто и нерешительно обняла его, слыша как гулкое биение ее сердца отдается в ушах. Закрыла глаза и сжала зубы, в очередной раз сдерживая крик отчаяния. Никаких слабостей. Только не сейчас.

+1

6

Рука Люциуса застыла в воздухе. Собственное имя, звучащее в таком тоне из уст Беллы, не могло обещать ему ничего хорошего. И дело было не только в тоне, Малфою не нравилась эта небольшая пауза, которая последовала за этим "Люциус"-ом. За эти несколько секунд, которые показались ему вечностью, он смотрел ей в глаза, в ожидании ответа, и думал о всяких глупостях. За эти несколько месяцев молодой человек успел изучить ее лицо и тело в мельчайших подробностях, запоминая каждую черточку, каждый изгиб, каждую вспышку в невероятных черных очах. Сейчас ему почему-то подумалось, что даже если сегодня жизнь раскидает их по разным полюсам без возможности снова встретиться, он никогда не забудет ни единую ее черту. Странные мысли... Такие же странные, как то, что каждый взгляд на нее вызывает у него ураган противоречащих чувств, с которыми каждый раз все труднее справиться.
Последующие слова Беллатрикс еще больше запутали Люциуса. Подождать? Так он же ничего не делает! Да и к тому же зачем? Что не так? А то, что что-то не так, слизеринец прямо чуял. Ощущение чего-то пугающего и нехорошего зависло в воздухе и было почти физически осязаемо. Малфою уже до смерти хотелось узнать причину этой зловещей таинственности, но он, кажется, перенял настроение Беллы и в то же время опасался узнать правду, чувствуя, что она ему не понравится.
- Ну? - высунув пальцы из водопада черных локонов и засунув руки в карманы, неуверенно откликнулся он, начав перебирать в голове варианты возможной катастрофы.
Мерлин, неужели кто-то узнал о них?! Догадка молнией пронеслась у Люциуса в голове, холодея кровь. Вот что будет настоящей катастрофой! Кошмаром наяву, грандиозным скандалом, который погубит его блестящую карьеру, безупречную репутацию и относительно беззаботную жизнь. И вряд ли сейчас ему или отцу удастся загладить все одной лишь женитьбой Люциуса на Беллатрикс, ведь с их помолвки с Нарциссой прошло уже довольно много времени. Откажись он от Циссы сейчас, это запятнает ее доброе имя и репутацию благородной семьи Блэк. Если же он не расторгнет помолвку, будет еще хуже, во-первых, Нарцисса, узнав правду, возненавидит его до конца жизни и уже сама не захочет стать его женой, во-вторых, факта, что он все же "обесчестил" старшую Блэк, так же никто не отменит, а о том, как будут развиваться события в общении со взрослыми представителями семьи Блэк, и думать страшно! Абракас, конечно, поддержит своего непутевого наследника, однако Люций уже так сильно вляпался, что хитроумной политикой тут не поможешь, да и связями и богатством так же... Существуют вещи, которые нельзя купить ни за какие деньги даже Малфоям. Честь и доброе имя. Аристократия держится на этих столбах показной добродетели.
От подобных мыслей Люциус, разумеется, приходил в ужас каждый раз, когда думал об этом, ведь он не был настолько наивен, чтобы не понимать риска и огромной вероятности быть разоблаченными в один прекрасный день. Скрываться всю жизнь? Звучит заманчиво, однако совершенно нереально. Можно годами обманывать одного человека, даже двух (законных партнеров обычно по одному с каждой стороны), но играть и фальшивить везде и перед всеми задача довольно сложная. Достаточно малюсенькой ошибки, чтобы рядом тут же нашлось какого-то проницательного доброжелателя. Тогда, если повезет и о твоем проступке не узнают все, то тебе придется столкнуться с мерзавцами и шантажистами, продолжая существование с постоянным страхом в сердце...
Подобная перспектива не улыбалась Люциусу Малфою. Не родился человек, который может шантажировать Малфоя, ровно как и то, что совершенно неприемлема давать повод всяким представителям низшим слоев склонять благородное имя Малфоя в недостойных разговорах.
Громогласные заявления, не так ли? Но так, как уже говорилось, Люциус следовал им пока только исключительно в своих мыслях. Он не собирался и НЕ МОГ предотвратить еще не появившиеся слухи, убрав их причину. Самое большое, что он делал, это надеялся - искренне и все душой, что вскоре их запретные отношения с Беллой исчерпают себя. Они устанут друг от друга, и роман потускнеет и погаснет, как одинокая свеча. На этом фоне зимние каникулы, хоть они и будут короткими, казались молодому человеку хорошей идеей. Расставание пошатнет их чувства, точнее поможет понять отсутствие таковых, ибо страсть это вовсе не то чувство, которое что-то значит и будет способное выдержать расстояние.
Люциус верил в это, правда верил, но... только потому, что у него больше не было другого выбора.
Он смотрел на нее в появившимся ужасом в глазах и уже собирался открыть рот, когда девушка обняла его. Люциус растерялся и через секунду расслабился, позволив себе роскошь ненадолго позабыть о масках. Нет, о них никто не узнал, в этом случае Белла не стала бы обнимать его, и хотя каким-то внутренним чувством он понимал, что случилось, возможно, что-то похуже, вдруг стало спокойно, безмятежно и в то же время пусто внутри, как после долгой истерики из-за смерти близкого человека. Объятье Беллы вызвало у Люциуса ассоциации именно со смертью. Как будто кто-то навсегда покинул тебя - такой важный и близкий, и это доставляет тебе боль, но в то же время ты знаешь, что пути назад нету, потерянного уже не вернешь...
В каждом жесте Беллатрикс, в каждом ударе ее сердца парень чувствовал горечь потери и обреченность. Он не знал что случилось ровно так же, как не знал, как должен вести себя. Он позволял ей прижиматься к нему, но в то же время оставался безучастным, растерянным и опустошенным. И тогда Люций просто подался минутному порыву и обнял ее в ответ - крепко и уверенно. Утешал? Возможно, но неужели только Беллу? Да, ее! И пусть он еще не знает в чем, но он будет сильным и поддержит ее, ведь он нужен ей, так же, как она ему - до дрожи в коленях и сухости во рту. Нужна ему так, что сердце утекало. Просачивалось через поры в коже, собираясь жалкой лужицей у ног.
- Все хорошо. Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю, и в конце концов это всего одна неделя, - незаметно для себя самого, Люциус начал говорить... нет, утешать! Он знал, что дело не в этом, не в гребаных каникулах, таких коротких, что они не успеют даже соскучиться друг по другу. Хотя о чем это он, он скучал уже сейчас, так сильно, что перехватывало дыхание, превращая грезами о воздухе все его нутро. Просто спрятать лицо в изгибе ее шеи и не думать, только дышать, дышать. Это ведь так хорошо. Необходимо. Белла - его воздух.
- Я пригласил в Мэнор Циссу с Андромедой, но скажу твоему отцу, чтобы он отправил вас троих. Это звучит вполне уместно, никто ничего не заподозрит. А если нет, мы будем встречаться в Лондоне. Правда ведь? Все нормально, Бэль, не надо. Все хорошо...

+1

7

Она не могла ему сказать. Столько времени Белла готовила себя к этому разговору, продумывала каждое слово, чтобы сделать это как можно более осторожно, безболезненно для них обоих. Ведь что бы там ни было: привязанность, или просто желание обладать, страсть, влюбленность, Блэк не хотела задеть этих чувств, потому что Малфой был ей дорог. Дорог настолько, что Белла не хотела бы причинить ему и частицы той боли, что испытывала сама, думая о том, что ей предстояло сделать.
Итак, все должно было быть кончено. Они не должны были больше никогда не видеться. И хотя это не представлялось возможным в условиях, в которых они находились, Белла уже раздумывала о том, чтобы попросить у отца и будущего мужа по окончании школы найти ей работу за границей. Влияние Блэков и Лестрейнджей распространялось на всю магическую Европу и, вероятно, то о чем собиралась попросить Беллатрикс, не стало бы проблемой. Единственным препятствием было бы нежелание Рудольфуса позволять своей жене работать. Но в таком случае, Белла покинет Англию и будет жить в одном из поместий, где-нибудь во Франции. Потому что это должно было закончиться. Потому что так нельзя. Нельзя изводить себя и его. Нельзя жить с постоянной болью в груди. Люциус должен был быть убежден в этом так  же  твердо,  как  и она сама. Белла не хотела разлуки, она согласилась бы  на  все,  лишь бы  им  быть вместе. Но они должны были расстаться, чтобы получить возможность начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и ему, и самой себе, и им  обоим  вместе...  Но Блэк не жалела о том, что ей предстояло сказать. Потому что у нее не было возможности сделать Люциуса счастливым, а у Нарциссы, в чьи руки Белла добровольно передавала жизнь и судьбу Малфоя, такая возможность была. Их отношения?.. Да были ли у Беллы и Люциуса отношения? Разве то, что происходило можно назвать таким образом? Тайные встречи и постоянный страх, что однажды это станет известно широкой общественности. Никаких обязательств. Но при мысли о том, что сейчас, вместо задания по травологии, он проводит время с другой девушкой, у Беллы начинало бешено колотиться сердце в предвкушении того, что очередной вечер может закончиться жестоким убийством нахалки. И сколько раз Блэк заявлялась к нему в комнату уже под ночь, гневно полыхая глазами и, рассчитывая увидеть очередную слизеринскую потаскушку. Такую, которая готова была отдаться любому чистокровному аристократу в надежде на то, что он весь такой благородный и честный возьмет ее в жены и обеспечит безбедное существование до конца ее дней. Такой вариант мог пройти с каким-нибудь Забини, или с Ноттом, или с Лестрейнджем, на крайний случай с одним из Блэков, но не с Малфоем! И не потому что он был нечестный и не благородный. А потому что до тех пор, пока между ними существует связующая нить в виде этих встреч и недвусмысленных взглядов, он принадлежал Белле. Не Нарциссе, как считали многие, а именно Белле. И она не намерена была уступать его никому. Никому. Никому. Хотя, нужно признаться, что иногда Беллатрикс ловила себя на мысли о том, что, если бы она увидела его рядом с некой слизеринской красоткой, то ее бы в этот вечер уже не стало, а их отношения с Малфоем… У Блэк появился бы повод, чтобы его ненавидеть. А до тех пор, как бы Белла не пыталась найти повод для презрения, или хотя бы для ненависти, у нее ничего не выходило. Потому что она любила его. Любила так, что иногда ловила себя на мысли о сумасшествии. На что она готова была ради их отношений? На многое. Очень на многое, ибо пока Белла не находила чего-то, чем она не могла бы пожертвовать ради него. Почему она приняла решение о расставании? Потому что этот роман угрожал тому, что было дорого для Люциуса. За те годы, которые они провели вместе, у Беллатрикс была возможность узнать его достаточно хорошо, чтобы сейчас с уверенностью сказать какие ценности волновали наследника Малфоев куда больше, чем любовь наследницы чистокровной семьи. А волновала Люциуса, прежде всего его репутация, доброе имя рода и, конечно же, его собственная неотразимость в глазах окружающих. Все это одним махом он мог потерять, если кто-то узнает о том, что происходит. Это был бы сокрушительный удар по Люциусу, Белла это знала. И последнее, что она могла допустить – такой исход. Ее часто посещали эгоистичные мысли о том, что Люциус сам сделал свой выбор и ее этот выбор не должен волновать. Но в следующий момент эта мысль отдавалась чудовищной болью в сердце и вспышкой в мозгу: Белла понимала, что не найдет в себе силы рисковать им. Особенно теперь, когда возможность разоблачения так велика.
Все, что было нужно – чувствовать его рядом. Прижиматься к его груди, знать, что он не уйдет. Знать, что будет рядом, хотя бы в последние минуты, которые они могут себе это позволить. Все эти месяцы Белла боялась его потерять, а сейчас сама найдет в себе силы и скажет то, что навсегда поставит точку в их краткосрочных, но от того не менее ярких, притягательных, волнующих душу отношениях. Раньше, когда Беллатрикс представляла этот момент, но была уверена в том, что причиной их расставания станет какой-нибудь глупый скандал. Но сейчас она судорожно обнимала Люциуса, считая секунды до того момента, как ей придется разорвать прочные нити, связывающие их и объяснить Малфою, что это ради его же блага.
Она молчала. Все, что он сказал… Конечно, он не понимал. Ведь еще три дня назад и сама Беллатрикс и предположить не могла, что все закончится вот так. Вот в этой комнате, на этом самом месте. Она часто думала о том, что они будут делать, когда Люциус женится на Нарциссе и никогда о том, что им следует расстаться. Нет, Белла знала, что рано или поздно это произойдет, просто она умела абстрагироваться от мыслей, которые тревожили ее. А сейчас этот момент настал и вместо того, чтобы в очередной раз показать, какая она вся из себя сильная и самостоятельная, Блэк бессильно прижималась к Люциусу, не находя в себе силы на нечто большее.
- Нет, не в этом дело, - наконец произнесла она и сделала глубокий вдох, как если бы несколько минут не дышала под водой и только-только вынырнула. Неожиданно в голову девушки пришла мысль, которая не посещала ее до этого времени из-за ее дикости и неправдоподобности, но сейчас Белла знала, что возможно это поможет ей сделать то, что должна.
- Люциус… Мы больше не должны видеться, - после произнесенных слов, сердце девушки словно остановилось. Она зажмурилась, сильнее прижимаясь к парню, будто он мог защитить ее от этих слов, которые перечеркивали все, что было между ними. И в этот момент силы словно покинули Беллу, она бессильно замерла в его объятиях, а затем бесстрастно и безразлично закончила:
- Потому что я люблю Рудольфуса.

Отредактировано Bellatrix Black (2011-01-14 01:04:41)

+1

8

Первой реакцией был шок. С самого начала они оба знали, что в один прекрасный день это случится. Люциус ждал этого, даже желал, но сейчас, услышав из уст Беллы о том, что они должны покончить с этим безумием, да еще и из-за Рудольфуса, он удивился. Сознание стало пустым, как чистый пергамент, на котором огромными буквами был написан один единственный вопрос: КАК?
Потом нахлынули потоки других, часто случалось как в последнее время, противоречивых мыслей. В ушах стоял звон, и в этом оре многочисленных голосов Малфой честно пытался понять себя. Один из голосов явно перекрикивал всех остальных. Голос разума, который почему-то говорил интонациями отца Люциуса, звучал сначала робко, а потом все громче и настойчивее. "Радуйся, - кричал ему разум, - Не показывай, но радуйся! Удача сама пришла к тебе, а ты, как слепец, в упор ее не видишь. Как же ты не понимаешь, глупец, что это - твое спасение, избавление!..."
В своих тайных мечтах Люциус надеялся на свадьбу Беллы и Руди. Желая поставить конец своим губительных отношениям и не в силах сделать это самому, слизеринец был не прочь вытащить каштаны из огня чужими руками. Согласитесь, замужество любовницы очень удачный повод закончить с ней отношения, при чем это будет на руку в первую очередь ей самой. И хотя это стало бы ударом по гордости высокомерного Малфоя, Люциус горячо желал, чтобы Беллатрикс сама бросила его, так, как сделала летом, после их первого раза. Будь он поумнее, он тогда воспользовался этим шансом избежать проблем, а при случае претензий со стороны девушки, каждый раз напоминал бы ей, что она сама признала это ошибкой, которую оба должны забыть, и обещала, что этого больше не повториться, так что еще ей от него нужно? Много раз блондин играл в голове эту сцену, и каждый раз сдерживал себя от непреодолимого желания ударить кулаком в стену. Испортить такую удачную возможность и добровольно броситься в губительное пламя страсти, подставив под опасность свою репутацию, деньги и, возможно, даже жизнь?! Большим идиотом быть просто НЕВОЗМОЖНО, особенно для Малфоя! Нет, Люциус прямо побил все рекорды! Но где же тогда овации и аплодисменты? А нет их! Только эти неуместные переживания, постоянный страх и стыд, да навязчивые мысли о том, что скоро его боггарт начнет приобретать форму Беллатрикс Блэк! Так что да, нередко Люциус мечтал, чтобы Рудольфус поскорее женился на старшей дочери благородного дома Блэк и желательно увез ее далеко.
Как ни странно, до сего дня к Рудольфусу Лестрейнджу Люциус относился намного спокойнее, чем к другим, несерьезным поклонникам темноволосой ведьмы, на которую они оба имели виды. Кроме своих подлых и бесчестных планов навязать Беллу Рудольфосу, Люциус так же всегда ясно отдавал себе отчет в том, что Белла - не его. Она принадлежит Рудольфусу, по крайней мере в том случае будет, если они действительно поженятся, к чему все и шло. Об этом Люциусу систематически "ненавязчиво" сообщал отец, об этом твердила Нарцисса и сплетничали в высшем свете. Но даже если Беллатрикс возьмет в жены кто-то другой, Малфой знал, что от этого его права на нее не станут больше. Как бы горд и самонадеян он не был, молодой аристократ знал, что с точки зрения законности для Беллатрикс он никто, и так как с детства уважал законы и правила, Люций даже чувствовал некую неловкость в общении с Лестрейджами и в частности их старшим сыном. Что ни говори, а совесть у него все еще имелась, не типичное для Малфоя явление, конечно, но ведь он пока так молод. Ничего, со временем это тоже пройдет...
Так вот, сейчас предоставилась отличная возможность выдать замуж Беллу и поставить точку этой деструктивной и опасной связи, заодно растратив последние крупицы совести. Более того, эта удачная возможность сама пришла к Люциусу Малфою, и все, что от него требовалось - наигранно удивиться, задумчиво закивать головой, пробормотать проклятия в адрес Рудольфуса, а потом с несчастным видом смириться с судьбой и попросить у Беллы подарить ему прощальную ночь. Это было бы разумно, правильно и легко, а еще чертовски удачно! Вот только почему-то Люциус сейчас думал о совершенно других вещах - глупых и странных, как, например, о том, что с этого дня его боггарт - не Белла, а "Белла в обнимку с Лестрейнджем".
И самое ужасное то, что он так и не поверил ей! Точнее поверил всему, кроме последней фразы, ведь Белла не могла любить этого неандертальца хренового, просто не могла! Выходить за него замуж, это пожалуйста, но какого дементора любовь?! Особенно сейчас, когда он держит ее в своих объятиях и... нет, это просто смешно! Бред какой-то...
- Ты не можешь любить Рудольфуса! - фыркнул Люциус.
Злость и ненависть на ни в чем не повинного Руди накопились, накопились и нахлынули с невероятной силой, оставляя слизеринца почти задыхающимся под этими мощными волнами и в мгновении ока превращая Лестрейнджа из спасителя в злейшего врага.
Люциус никогда не был белым (в переносным смысле) и пушистым, отрицательные эмоции, гнусные мысли и жестокость не были чужды ему. Самые подлые оскорбления были привычны для его лексикона, а на дуэлях с гриффиндорцами Малфой не скупился на запрещенные заклинания, представляющие опасность для жизни соперника, но прямо сейчас, впервые в жизни, Люциус почувствовал, что готов убить. Более того, что хочет этого, хочет крови ненавистного соперника и его хладного трупа, при чем свершить это собственной рукой. Что жаждет смерти Рудольфуса так же сильно, как Беллу, только последнюю - живую, трепещущую в его объятиях. Только его.
- Ты даже не знаешь его, - добавил он громче, с голосом, искаженным эмоциями - злость, ненависть, смятение, - Что случилось? Ты встречалась с ним? Что он тебе сказал, ты еле стоишь на ногах! Что произашло, Белла? Ответь мне!
Люциус был в ярости. Дикая, слепая ярость. Он стоял - кулаки стиснуты, губы сжаты, глаза горят, а висках глухо стучат остатки здравого смысла, но ярость уверенно, как раскаленным железом, выжигала и их. Еще секунда и он, точно, окончательно потеряет себя.

+1

9

Ложь. Целый океан лжи. Всего одна фраза и этот гадкий запах наглого, беспрецедентного, неправдоподобного вранья наполнил воздух и заставил Беллатрикс поморщиться от резкого удара крови в виски. Почему-то было ощущение, что она только что потеряла, что-то очень-очень важное, что-то, что было нужно как воздух. И Белла не могла понять в чем дело, потому что умом она уже давно осознавала, что нужна Малфою только для удовлетворения его низменных желаний: похоти и страсти. А как известно, Беллатрикс Блэк была не из тех женщин, которые могли бы терпеть к себе потребительское отношение. Белла могла и часто смеялась над чувствами, которые к ней испытывали большинство юношей. Какое ей дело было до того, что они чувствуют? Но, что касалось Люциуса, то ей не было все равно, и иногда Беллатрикс злилась на то, что все происходит именно таким образом, но она не могла ничего изменить, ведь несмотря на то, что их связывало ничтожно мало и секс для Беллы всегда оставался не более чем просто приятным провождением времени, она рада была тому, что было вообще хоть, что-то, ибо по большому счету даже на это у нее не было права. А еще Беллатрикс клялась себе в том, что она закончит это. Сегодня. А затем завтра. И послезавтра. А если нет, то через неделю. И так проходили долгие месяцы, проведенные Белой в смятении и самоистязании. Она поддалась ему. Она позволила Малфою установить над нею власть и теперь эта власть не дает ей спокойно жить. И эта власть подобно капкану, причиняет боль постоянно, нестерпимую и не дает двигаться дальше. Но избавление от нее причиняло еще большую боль. Белла терпела. Она вынуждена была терпеть, потому что знала, что адская боль в груди будет разрывать сердце на куски месяц, два, а затем придет исцеление. Блаженное исцеление, которое принесет за собою покой и позволит Беллатрикс вновь стать собой. Жестокой. Холодной. Надменной.
А между тем девушка чувствовала, как в Малфое вскипает гнев. Почти физически. Обнимая его последние секунды в их жизни, Беллатрикс ощущала, как раздражение распространяется по его телу, подобно тому как яд разливается по венам. И Блэк видела объяснение этому. Она задела его гордость. Ударила в самое сердце его самовлюбленности и уверенности в уникальности. Что ж. Лучше Белла сейчас сделает это, чем все высшее общество разом. После ее удара, Люциус оправится, хотя и возненавидит ту, которая нанесла этот удар в самое неожиданное время, а после удара аристократии, которая предпочтет отвернуться от почтенной семьи Малфой, юноша не оправился бы никогда. И потому Белла делала это почти с легким сердцем, почти без страха и почти без боли для самой себя. И все же нервы сдавали. Блэк чувствовала непреодолимое желание немедленно уйти. Уйти и забыться, где-нибудь в пабе в Хогсмиде после пары бутылок огневиски. А проблемы она решит позже. На каникулах. Здравая мысль посетившая голову тут же потухла, ибо после сказанного в горле предательски пересохло, ноги подкашивались, дышать стало тяжело: Белла понимала, что она не сможет уйти, даже если захочет. А она не хотела. Все еще не хотела. У нее было ощущение, что еще не все закончено. Что это только запятая, которую предстоит превратить в жирную точку, которую никогда, и никто не сможет стереть с пергамента их памяти. Но для того, чтобы сделать это у Беллы не хватало чернил. Не хватало сил. Не было желания. И она нашла в себе силы лишь на то, чтобы разорвать объятия и отойти от Люциуса. Блэк подошла к ближайшей стене и облокотилась о нее, пряча дрожащие руки за спиной. Бессмысленный, пустой взгляд, направленный куда-то в окно. Тишина. Белла не знала, что ей нужно ответить Люциусу. Точнее знала, но сказать это вслух не могла. Ненавидела ложь и не хотела обманывать человека, которого любила. А потому искала силы на совершение этого поступка. Поступка, который, вероятно заставит Люциуса ненавидеть ее за все это. Так же как она сама ненавидела себя. Ненавидела.
Конечно, она не может любить Рудольфуса, потому что Белла понятия не имела, что это за человек и что он из себя представляет. Возможно, он был тряпкой, а может быть и напротив тираном. Возможно, он был интересен, а может быть скучен. Возможно, он был безумен, как и сама Белла, а может быть напротив рационален и умен. Кто знает? О нем говорили, как о завидном женихе и многие мечтали заполучить его в свои цепкие когти. Белла не хотела. Она готова была уступить его кому угодно, если бы это помогло ситуации. Он был красив. Да, красив, горд и надменен. То есть, в принципе, ничем не примечателен. И Люциус, наверняка знал, что Беллатрикс такие не привлекают. В противном случае она давно уже выбрала бы себе кавалера из числа сотен таких же как Рудольфус. Почему все полагали, что именно он сможет держать Беллу в узде? Она не знала. Единственный, кому это удалось на краткий срок – Люциус. Но этот срок подошел к концу, и Блэк разрывала, связывающие их ранее узы. Более она никому не позволит такого. Больше никогда. Никогда. Никогда. Белла клялась себе в этом первый раз и надеялась, что сумеет сдержать клятву, чего бы ей это не стоило.
- Да, Люциус. Я встречалась с ним. Все то время, что мы провели вместе… Уже тогда… Он был очень мил. Знаешь, я думала он будет мне отвратителен, но мы много говорили… И я поняла, что он, возможно, то, что мне нужно, - нерешительно и робко, с сомнением начала Белла, чувствуя как жжется в груди сердце, не позволяя продолжать, как кровь закипает в венах, желая скорее убить Блэк, чем позволить ей дальше говорить то, о чем она сотни раз пожалеет. Глубокий вдох и она закрывает глаза, не позволяя не прошеным слезам накатиться на глаза. Нельзя, чтобы он это видел. Сейчас как никогда необходимо было быть твердой и решительной, непоколебимой в своих поступках. Белла ведь уже большая девочка. Она это умела.
- Я не знаю, как это случилось. Мы ведь были с тобой друзьями, всегда. И то, что было, это ошибка. Это большая ошибка. Мы сделали глупость, и никто из нас и не подумал остановиться. Прости меня, мне жаль, но я люблю его, - уже увереннее и почти спокойно произнесла Беллатрикс, быстрым движением руки смахивая с бледного лица слезу. Одну. Другую.
- Больше жизни люблю, - едва слышный шепот и сквозь слезы на ее губах возникает улыбка. Ослепительная в своей высокомерной жестокости. Уже не больно. Почти не больно. Почти не страшно. Почти…

+1

10

Чувства это слабость, говорил отец Люциуса. Он научился этому у своего отца, а тот - у своего. Малфои усвоили это правило много веков назад и хотя понимали, что невозможно полностью избавиться от мешающих эмоций, старались довести их до минимума. Ведь чем больше чувств, тем больше уязвимости, слабости, ничтожности.
Люциус Малфой не знал, действительно ли его предкам удалось сделать их ген по возможности бесстрастным или просто его отцу повезло родиться именно таким - холоднокровным, спокойным и невозмутимым, однако он совершенно точно знал одно - сейчас он уязвим сильнее, чем когда-либо. Так чертовски уязвим, и слаб, и ничтожен! Марионетка в бушующем океане своих страстей. Он почти физически ощущал, как чувства наполняют его и грозятся вылиться через край.
Злость. Ненависть. Отвращение. Потом жалость. Столько острой, мерзкой жалости к самому себе. А еще - боль. Такая сильная, что оглушала и расфокусировала взгляд. Слизеринец зажмурил глаза. Он был настолько глуп. Неужели это ОН, именно он - Люциус Малфой оказался настолько глуп, что дал какому-то мимолетному увлечению затянуть его в себя, позволил какой-то мерзкой, самодовольной девчонке, проклятой вероломной суке удерживать его возле себя столько времени и сейчас причинить ему такую невыносимую, невероятную боль? Нет! Тысячу раз НЕТ! Это не может быть он, только не Люциус! Но кто же тогда тот человек, который смотрит на него из зеркала каждый день? Кто это ничтожество, эта тряпка? Всего лишь бледная тень и куча обломков из него прежнего, вот все, что осталось. Она убила его. Нет, с ее помощью он убил себя сам. Его просто нет.
Малфой стоял. Просто смотрел. Пытался найти способ связать мысли со словами, но ее присутствие просто парализовало. Всепоглощающая ненависть и отвращение вспыхнули с новой силой, заставляя ноги прирасти к полу. Он не мог отвести от нее глаз, зная, что она сделала… И, наверное, думала, что это сойдет ей с рук. Ошибалась.
Люциус сжал зубы, так сильно, что на скулах заходили желваки. Разжал и снова сжал пальцы в кулаки. Во рту ощущалась горечь. Интересно, его стошнит? Он дотрагивался до нее, а она даже хуже, чем Эванс, хуже мерзкой грязнокровной дряни. Вероломная, нечистая, порочная. Омерзительно. Нет, точно: стошнит.
- Ты, - Люциус изо всех сил старался, чтобы голос не звучал жалобно, - Отвратительная и грязная. Недостойная крови, что течет в тебе, - Его все еще тошнило. Так больно.
Все же слова прозвучали почти жалко. Люциус попятился, как будто убегая от себя самого. Шаг назад, еще один. Да куда он сбежит? Назад пути нет. Но почему же нет? Он просто уйдет. Не слишком то достойно, но по крайней мере - конец этой сцене. На самом то деле, не убивать же ее! Нет уж, собственная свобода дороже, чем ее смерть. Он не будет биться в истерике, не станет ее бить, не покончит с собой, не устроит сцен. Просто уйдет!
От этой мысли стало спокойнее. Люциус сделал еще один шаг назад. Наткнулся на что-то. Кровать. Сел. А надо уходить...
Он положил локти на колени, спина расслаблена, голова чуть опущена. Поза усталого человека. Посмотрел вниз.
Сердце валялось где-то под ногами.
- Мы не друзья. Друзья не лицемерят и не желают затащить друг друга в постель, - голос спокойный, ровный. Боль - уже какая-то тупая, -  И ты занимаешь первым с тех самых пор, как мне удалось второе. И забудем о том, что ты поступила как последняя шлюха, мне плевать на это. *ложь* Просто не надо, НЕ НАДО о вселенской любви! Ты не способна на это, уж я то знаю! Я просто не понимаю зачем ты не сказала мне правду, вряд ли я стал бы устраивать по этому поводу истерик. *ложь* Как-то глупо все вышло. Ошибочно. *правда*
Люциус медленно поднял голову. Она все еще говорила о своей, черт бы ее побрал, любви, голос напряженный, сдержанный, высокомерный, щеки мокрые. Слезы. Его мозг как будто взорвался. Он перестал понимать слова. Нет. Пожалуйста, только не слезы.
Одним рывком он оказался перед ней. Положил руки на стену, по обе стороны от нее, нависая. Близко, так близко от нее, о, Мерлин! Его отражение плясало в ее бездонных глазах. Не важно насколько хорошо она совладала своим голосом, ее дыхание участилось. Люциус чувствовал это, он чувствовал как она дышит, одним воздухом с ним, и знал, что это не правильно. После того, как она с ним поступила, это все неправильно, мерзко, тошнотворно, пошло, отвратительно, необходимо...
- Не надо. Не делай этого, - шепотом попросил он ее на ухо, прислонившись горячим лбом к вечно холодной каменной стене. Не целуя, не обнимая, не прижимаясь, только еле касаясь ее одежды своей, - Ты не должна выходить за него. Ты не можешь. Белла...
Ее имя наконец сорвалось с его губ, хоть он обещал себе больше никогда не произносить его, даже в мыслях. С этого момента она для него никто, а потом станет "леди Лестрейндж", но это потом. А сейчас сердце, которое отчаянно колотилось где-то в горле, отказывалось принимать это. Этого не должно случится. Она не может так поступить, а он... Он не должен допустить этого.
Нет. Должен.
Не может.

Отредактировано Lucius Malfoy (2011-01-14 21:17:06)

+1

11

Бешенство. На смену боли пришло бешенство. Или боль рефлекторно вызвала это чувство невероятно злости, ярости на саму себя? Как же ей хотелось сейчас закричать. Заплакать. Разрушить все вокруг. Перебить к чертовой матери всю мебель, все хрупки предметы, а затем резать ладони до тех пор пока кровь и боль не заслонят собою чувство, которое трудно было описать. Сердце разрывалось на куски. Белла чувствовала это. Чувствовала как с каждым ударом, оно словно кололось об иглы, иглы, собственноручно созданные самой Беллатрикс, которая могла бы довольствоваться этими редкими встречами и быть счастлива. Почти счастлива в своем самообмане. Она ведь часто врала себе, что их связывает нечто большее, чем просто секс, что-то, что она чувствовала, но не могла объяснить? Любовь. Любовь это глупости, это чушь, любовь это реки боли, отчаяния и всепоглощающего страха. Любовь это то, чем Белла уже разрушила себя и теперь разрушала Люциуса, сама того не желая. Мерлин! Она ведь думала, что так нужно, она правда считала, что так будет легче. Не столько ей, сколько ему. Белла заботилась о его репутации, о его добром имени, о нем, в конце концов. И сколько боли и отчаяния, ощущения безысходности эта забота принесла? Да лучше бы она и дальше оставалась самодовольной дрянью, не умеющей чувствовать, не умеющей созидать, лучше бы она и дальше оставалась потоком мощной энергии, черной энергии, способной только на одно лишь разрушение. Зачем? Зачем ей нужно было все это? Зачем ей нужен был он? Белла наивно полагала, что сможет сделать так, что рядом с ней он будет счастлив? – Черта с два. Блэк прекрасно понимала, что она не та женщина, которая сможет давать любовь и тепло, так необходимое мужчинам. Тогда зачем? Зачем? Зачем ей все это было нужно? Умом ведь понимала, что это ни к чему хорошему не приведет. Но не знала, что закончится такими потоками боли, мерзкой, медленной боли, которая от сердца разливалась по венам и пульсом доходила до мозга, убивая последние разумные мысли, сшибая и разрушая все те стены и баррикады, которые Беллатрикс упорно строила все эти три дня, которые у нее были для того, чтобы подготовиться к разговору. Гордость? Самодовольство? Тщеславие? Чувство собственного достоинства? – Все к черту! Да пусть все это идет прахом, если он будет с другой. Белла не могла, сейчас, стоя у стены и ощущая ледяную поверхность сквозь тонкий шелк платья, не могла его отпустить. И если бы он сделал шаг и еще один и еще, приближаясь к двери, то Блэк не сдержалась бы. И горела бы синим пламенем ее гордость и шло к черту все благородство, ибо она без всякого сомнения побежала бы за ним. Потому что не представляла, как ей жить дальше. Четыре месяца. А Блэк не могла, уже не умела жить без него. И что делать в такой ситуации? Что делать, если заплакать нельзя, а кричать нет сил? Что делать, если ты собственными руками разрушала то, чего столько времени пыталась добиться. Плевать на мораль! Плевать на то, что думали люди! На все наплевать, если он сейчас уйдет и она потеряет не только их дружбу, но и его самого. Навсегда. Это чертово слово отдавалась в ушах и гремело в сознании, повторяясь раз за разом. А еще его слова. Почему они сейчас ранили так сильно и так глубоко, почему заставляли ее глотать все новые и новые слезы, Белла не знала. Но каждое новое слово ножом вонзалось в сердце и в конце концов, прижав руку ко рту и, сжав зубы, Блэк застонала. И в одном это стоне было столько боли, столько ненависти и столько отвращения, что Белла на какой-то момент испугалась самой себя. Воспаленный мозг отчаянно воспроизводил слова Люциуса раз за разом, словно издеваясь, словно намеренно заставляя Блэк упиваться ее кроваво-красной болью. Странно. Раньше она думала, что это ненависть кроваво-красная, но теперь этот цвет, ее цвет, принимала именно боль. Столь сильная, что она наполняла комнату и нельзя было сделать ни единого глотка воздуха, чтобы не почувствовать себя отравленной. Яд. Это, несомненно был яд. Отвратительная, - шептал голос в голове, заставляя Беллу наклониться вперед и зажать живот руками, не позволяя себе издать больше ни звука. Никаких слабостей. Никогда. Никогда. Никогда. Недостойная, - и еще одна слеза по ее щеке, а в след за ней и град слез. Пусть уходит! Немедленно! Прямо сейчас! Пусть убирается отсюда и идет к своей достойной и прелестной Нарциссе! Белла сможет одна. Она ведь сильная. Она всегда была сильной и сейчас будет, потому что какой-то Малфой, ничего не значащий для нее, не изменит ее. Блэк. Королеву. Да. Лживую. Подлую. Мерзкую. Но если ему нужна другая, то почему же он столько времени проводил у нее в спальне? У нее. А не у чистенькой и прелестной принцессы Блэк. Они же были идеальной парой! Так и был бы с ней и не трогал бы Беллу. Никогда. Она его ненавидела. За то, что он сделала ее такой, Белла его ненавидела. И ей хотелось извлечь сейчас палочку и заставить его извиваться на полу от боли. Но страх причинить такие адские страдания человеку, которого любишь, не позволял этого сделать. Любишь. Да, несмотря на то, что он сказал, она все еще его любила. Так же сильно и так же страстно, как и раньше. Просто сейчас осознавала всецело, что такая любовь ни к чему хорошему не приведет. Только к ненависти и взаимному уничтожению. Они ведь уже уничтожают друг друга, хотя и не хотят этого замечать. И снова он рядом.
- Отвратительная… Лицемерная… Недостойная, - одними губами прошептала девушка. И снова она слышит его дыхание и чувствует биение сердца. Своего. И его. Рядом. Рядом. Рядом. Как же ей хотелось обнять его, а затем и ударить. Ни того ни другого, Белла не могла себе позволить. Долгое время после произнесенных им слов, Блэк просто стояла, стараясь не позволить потоку слез вырваться из ее глаз, окропляя щеки, подобно тому, как кровь могла бы окропить мраморный пол. Что ей следовало сказать? Что сделать? Как поступить? Она не знала. В голову вдруг стрельнула правильная, но дикая мысль о том, что ей и правда не следует выходить за Рудольфуса? Кто он ей? Кто он вообще такой? Неужели со временем он и правда сможет заменить Беллатрикс Малфоя? Нет. Никогда. Девушка была в этом уверена, потому что сейчас, когда все чувства были на пределе, когда разум не отрицал очевидного, Белла знала, что любит его и больше всего на свете не хочет его терять. Только не сейчас.
- Я не могу. Я не могу быть с тобой, - тихо, почти неслышно прошептала Беллатрикс, закрывая глаза и, позволяя катиться по щекам еще паре бриллиантовых капель. Внутренний голос заливался хохотом, повторяя слова произнесенные юношей всего несколько минут назад.
- Мне нельзя любить тебя, потому что ты прав… Прав, Люциус… - Блэк протягивает руку и дотрагивается кончиками пальцев то его мантии. И в тот же момент отдергивает, как если бы это был открытый огонь. Нет. Нельзя. Не сейчас.
- Но я люблю. Прости меня.

+1

12

Мир летел к чертям. Как будто на белом свете не осталось больше ничего, кроме них двоих - под этим невидимом куполом, нет, не из любви, из несчастья. Где-то далеко жизнь текла своим чередом, жизнь бурлила, приходила в действие, но в этот вечер не смела проникать в комнату Старосты девушек. У Люциуса вдруг появилась стойкая уверенность, что даже дементор не посмел бы подойти к ним сейчас, он не нашел бы для себя пищу. Под невидимом куполом из подростковой трагедии и отчаяния не было ни капли счастья. Его выкачали вместе с воздухом, и двое бились в вакууме, как беспомощные бабочки в предсмертных муках.
Отчаяние комком застряло в горле, прибавившись к маленькому, липкому страху. Он не понимал. Что-то в том, как Белла сейчас смотрела, было невыносимо тревожным. Темный, несчастный блеск в глазах полных слез. Люциусу до смерти хотелось, чтобы ее глаза не сияли сейчас так ярко. В них было трудно смотреть. Они просто кричали. И этот крик было о том, что он прав, прав! Она не может выйти за Рудольфуса! Но в то же время дело вовсе не в Рудольфусе. Нет и никогда не было в нем. К дементору Рудольфуса, его тут вообще не было!
Вдруг с какой-то нарастающей тревогой, вместо ожидаемого облегчения, Малфой понял, что Рудольфуса нет, нет между ними. Его никогда не было, и это было просто ужасно.
Теперь у врага нету имени. Теперь все очень, намного, мать его, сложнее! Он не может ненавидеть врага, этой ненавистью остужая свой пыл. Не может мечтать о смерти врага, не может вызвать его на дуэль, в надежде самому устроить эту смерть. Враг - он сам. И Белла. И все то, что они называли своей жизнью, своей семьей, своими традициями. Своим страхом. Паутиной из теплого, тяжелого, тягучего страха, которым он окутан с головы до ног.
- Нельзя... - потерянно повторил Люциус. Он понял. Пока не принял, но уже понял. 
Каждое ее слово вбивалось в его мозг, как ржавый гвоздь, и он понимал, более того, осознал смысл, и это осознание делало его беспомощным, намного более беспомощным, чем она. Забавно, но Белла была сильнее, она всегда была сильнее него, и сейчас до самого последнего пыталась оградить его от ответственности. Выбора. И она была права, для него это было слишком сложно, трудно, болезненно, пугающе, невыполнимо. Да кого он обманывает?! Он не может справиться с этим выбором. Ничтожный, лишенный права выбора - он был связан по рукам и ногам, с завязанными в узел костями, с выжатым сердцем. Связан невидимыми нитями правил, обетов, крови. Его собственной чистой, как хрусталь, и проклятой, черт бы его побрал, крови!
- Не надо, Белла. Я так хочу, блин, я не могу...
Люциус не договорил. Хочу... Чего он хотел? Забиться в темный угол, тихо разваливаясь на части? Исчезнуть, испариться? Может обнять ее и заплакать вместе с ней. Он не плакал с тех пор, как ему исполнилось пять. Не было причин для слез, у него все всегда было так гладко, удачно, блестяще... Так было и так будет всегда, ведь он - Малфой. Всемогущий и всесильный, не способный заплакать или выбрать то, что хочет сам. Это, несомненно, блестяще. Берегите глаза, леди и джентльмены, тут случаем можно и ослепнуть!
Его руки скользнули вниз по стене, отдаваясь ощущением неровности каменных плит. Жаль, что они недостаточно острые. Хотелось физической боли. И крови. Проклятой, липкой, чистой крови. Руки добрались до ее плеч. Хотел дотронуться. Тихо хмыкнул. Какой в этом смысл? Полное безумие.
Он чувствовал себя виноватым, несмотря на то, что отчаянно пытался разубедить себя. Бесполезно. Виноватый, слабый, ничтожный. Недостойный. Медленно, Люциус опустился на колени. Сел на ковер, у ее ног, а в бесцветных глазах - безнадежность и признание собственного поражения. Внутри будто ничего не осталось. Сердце - это глупый комок из мышц. Там не может быть ни любви, ни боли. Только кровь. Много чистой, обязывающей крови. Все дело всегда в крови.
- Я недостоин этого.
Голос ровный, но чужой. И жизнь чужая, всегда будет такой.

+1

13

Белла всегда добивалась желаемого. Всегда. Любыми путями. Она могла пройтись по головам, могла перешагивать через трупы, она все, что угодно могла, если ей хотелось чего-то добиться. Цель оправдывала средства – у Беллатрикс, всегда оправдывала. В отношениях с Люциусом, чтобы добиться чего-то большего, чем просто дружба, девушка поступилась своими принципами, предала сестру и забыла о гордости, в общем и целом положила на алтарь их отношений всё самое важное, что могло у нее быть. И чего добилась? Впервые в жизни цель не оправдала средства. Белла добилась того, чего хотела, добилась Люциуса, а в итоге? Она видела его боль, она чувствовала ее не хуже своей собственной. Почему-то именно в этот момент между ними возникла какая-то особенная связь, через которую Белла улавливала не только свои собственные эмоции, но и его тоже. И от этого становилось еще больнее. И от непонимания тоже. Почему он это чувствует? Почему? Неужели в своем стремлении оградить его от боли и страха, которые она сама испытывала, Белла прогадала? Неужели она ошиблась и тем самым причинила ему куда большую боль? Блэк недоумевала. Она была уверена в том, что поступает правильно. В том, что имеет право решить за них двоих. Имела ли? Наверное, нет. Но Беллатрикс всегда максималисткой и считала, что если кто-то и может решить все гнетущие проблемы одним махом, то это она сама. Со своими жизненными ситуациями она разбиралась быстро и без сомнения. До сегодняшнего дня.
Ужас от осознания совершенной ошибки наполнил душу и Блэк содрогнулась. Впервые в жизни она признавала свою ошибку и делала это не для того, чтобы от нее отстали, а для того, чтобы наконец-то понять, разобраться и решить, как действовать дальше. Да и что тут решать? Что бы она смогла сделать? Теперь, когда рассказала Малфою о своих чувствах не в виде неприкрытой насмешки, а в виде признания, полного боли и страха, ненависти и отчаяния. Теперь она не имела права отступать и не имела права на ошибку. Они были на грани. Оба. И Белла и Люциус. И Блэк обязана была решить, что делать дальше, потому что после всего, что было, требовать этого от Малфоя было бы жестоко. И да, жестокость была визитной карточкой Беллатрикс. Где-то там. В  той жизни, где они просто друзья и соратники, объединяющиеся под волей Темного Лорда. В том мире им хорошо и они оба счастливы. Счастливы. Теперь это слово казалось почти недосягаемым. Они не могли быть вместе и даже Белла всегда плевавшая на все устои и нормы, понимала это. Понимала, что не может ожидать от Люциуса взаимности по причине того, что он до мозга костей был верен традициям и обычаям чистокровного аристократического общества, а значит никогда и ни при каких обстоятельствах не мог быть с сестрой своей невесты. Это был нонсенс! Катастрофа! Теперь, когда Белла сказала то, что сказала, он это понял, очевидно. Именно поэтому сейчас Люциус был разбит, растоптан и сломлен. Девушка видела это и думала только о том, что ей не следовало это делать. Ей нужно было все решить самой и ничего не говорить ему. В конце концов, страсть проходит, влечение улетучивается, а то, что ждало Малфоя впереди – это вся жизнь с Нарциссой. Вся жизнь. Жизнь, в которой не было места Белле, какой бы шикарной женщиной она не была. А Блэк знала, что Нарцисса с ней и рядом не стояла. Но это не спасало. Не спасала красота Беллатрикс. Не спасала ее мания к необдуманным решениям и импровизации. Не спасала любовь, которая заняла сердце Беллы. Ничто не спасало. И казалось из этого лабиринта ужаса и боли не было выхода. Блэк находила в себе силы только на то, чтобы глотать слезы, смотря ему в глаза и, ища там нечто, что могло спасти их. Они сгорали в огне, который сами же и разожгли. В их ли силах было его потушить? Белла не знала. Но она правда старалась взять себя в руки и в очередной раз показать Малфою какая она сильная и самостоятельная и как без труда может решать проблемы. Могла ли? Сейчас – нет. Она чувствовала себя слабой. Впервые в жизни Беллатрикс Блэк чувствовала себя ничтожно-слабой, не способной на скоординированные и целесообразные действия. Она была пуста. Абсолютно. В голове витали обрывки каких-то мыслей, которые так и не удавалось собрать в единое целое. Сердце больше не кровоточило. Оно просто остановилось, или по меньшей мере стало куском льда. Белле нечего было сказать и она не знала, что следует сделать. В беспомощности Блэк смотрела на то, как Люциус опустился на пол, и понимала, что эту ситуацию нужно исправлять. А она знала лишь один способ ее исправить.
- Я все исправлю, - тихо произнесла девушка и, смахнув с лица несколько капель слез, опустилась на пол рядом с Люциусом. Какое-то время она смотрела на него в непривычном для себя безмятежным спокойствием, которое в действительности было пустотой, которая заполняла комнату и их души. Медленно, но верно. Затем Белла осторожно и очень бережно обняла парня и прикрыла глаза, с нежностью гладя его ладонью по затылку. Это решение… Наверное, она не имела на него права. Наверное, она обязана была спросить у Люциуса, чего он хочет сам. Но нет. Беллатрикс слишком привыкла быть самостоятельной и принимать решения, не спрашивая мнения остальных. А здесь и сейчас были только он и она. И кто-то должен был взять на себя ответственность за свершенное. Белла была готова сделать это уже сейчас. Обнимая его вот так, в последний раз Блэк знала, что то, что она делает неверно, но в то же время сознавала, что другого пути сейчас нет. Им нужно как-то жить дальше. А воспоминания не всегда позволяют делать это без страха.
- Все хорошо, все будет хорошо. Не бойся, - тихо прошептала она ему на ухо, прижимая к себе с нехарактерной для Беллы нежностью и лаской. В какой-то миг на ее губах возникла улыбка. Вымученная, усталая, тяжелая улыбка. Блэк нашла в себе силы улыбнуться, осторожно одной рукой высвобождая палочку из чехла. Она аккуратно, стараясь сделать это незаметно, за спиной Люциуса навела палочку на его затылок.
- Обливейт…

+1

14

Люциус Малфой не знал любви. Всю свою жизнь он был окружен вниманием, обожанием и нежными чувствами, на которые не скупились все окружающие маленького принца. Он всегда получал безмерную заботу от матери, отец, хоть и был сдержанным в проявлении чувств, тоже никогда не заставлял парня чувствовать себя отверженным. Знакомые и друзья семьи просто восхищались красивым и умным мальчиком, который так искусно владел манерами и был украшением любого мероприятия. Учителя симпатизировали ему, друзья и однокурсники - уважали. О прекрасным поле лучше вообще не говорить, ибо не успевал Малфой вступить в какое-нибудь помещение, красавицы и не очень штурмом окружали его, мечтая добиться внимания неприступного принца.
Конечно, большая часть из этих чувств была ненастоящей, как снег, выпавший весной, но Люциус видел и настоящей любви. Видел, но сам не знал. Все те положительные чувства, которые он испытывал к родителям или к тем немногим, которых считал достойными этого, были далеки от любви в его чистом проявлении. Так что он не знал, что такое любовь, и не узнал бы ее, даже столкнувшись с нею лбом. Прямо как сейчас.
Но даже несмотря на то, что не знал названия того, что съедало его изнутри, молодой человек понимал одно: что все его естество жаждет, требует от него принять это. Принять и не бороться. Принять и почувствовать покой, к которому так стремился. Покой и счастье. Впервые в жизни. Будет трудно, да, но не труднее, чем сопротивляться природе. Не труднее, чем убивать себя самого. Резать себя без ножа, пытать саморазрушением. А он слишком устал, чтобы продолжать это, слишком устал, чтобы судить себя за мысли и чувства, которые не мог и не должен был испытывать. Устал, чтобы злиться на себя за то, что готов простить ей измену с Рудольфусом, если она была. Что хочет поговорить с отцом о том, чтобы расторгнуть помолвку с Нарциссой Блэк. Что готов подвергнуть свою жизнь опасности, ввязываясь в дуэль с намного более опытным и взрослым Рудольфусом Лестрейнджем. Он так устал...
В этот момент руки Беллы были как бальзам на душу. Как хорошо позволить ей позаботиться обо всем, позаботиться о нем. Прижаться к ней и забыть, забыть. Обо всем на свете. Да, дело именно в этом, он просто слишком устал. А потом, когда он успокоится, отдохнет, все станет на свои места, и он станет прежним. Разумеется, как же иначе? Смехотворно. И смешнее всего то, что Люциус знал - эти мысли… они ненастоящие. Банальный са-мо-об-ман. Ничто не станет на свои места, а он больше не сможет хранить себя в крепости из блестящих иллюзий и льда. Стены рушились, и он остался беспомощным, потерянным, на режущим сознание ветру. Но не один. Так больно от непривычности. И хорошо, блин, так нереально хорошо!
Он обнял ее в ответ, сильно прижался и зажмурился. Прислушался. Не к стуку их сердец, не к ее горячему шепоту. К себе. И снова убедился: хорошо. Зарыться лицом в ее мягкие волосы, чувствовать под руками тонкую талию, прижиматься губами к виску. Хорошо. И это странное чувство, словно он вернулся домой. Нет, завоевал этот дом, выиграл его в тяжелой битве, с самим собой.
- Знаю. Все будет хорошо. Теперь будет...
Он не договорил. Забыл, что хотел сказать. И, кажется, еще о чем-то забыл.
Люциус нахмурился, попытался вспомнить. Взгляд упал на книгу, лежащую на прикроватной тумбочке. Вспомнил! Он принес ее Белла, а она позвала его к себе в комнату поговорить.
- Ну? О чем ты хотела поговорить? - будничным тоном поинтересовался молодой человек, но тут же осекся. Что это с Беллатрикс? Лицо пылало, глаза подозрительно блестели, и еще что-то странное во взгляде, что-то, что заставляло сердце странным образом сжиматься. Люцию еще никогда не приходилось видеть Беллу такой. И еще, что они делают на полу?!
Слизеринец изумленно посмотрел на девушку, ожидая получить от нее ответ. Как ни странно, он не помнил, как оказался на ковре. Что-то тут было не так, какое-то зелье или заклинание, ведь не даром у него так болит голова, должно быть побочный эффект после таких экспериментов. Блондин потер лоб, он горел, как будто от жара. Прикоснулся ладонью к лицу и в шоке отдернул руку. Щека была мокрой. Да что же это, фестраль подери!? Неужели... Да нет же, разве не ясно, это просто пот, у него лихорадка, наверное простыл... Сердце все еще предательски сжималось, и Малфой отчаянно пытался разобраться в чем дело.
- Ты только не смейся, но у меня такое ощущение, что я потерял что-то важное, - наиграно засмеявшись и все еще чувствуя себя дезориентированным, сообщил Люциус, - Кажется, я болен, у меня жар.
"Я лучше пойду", вертелось на языке, но Люций так и не произнес этих слов. Почему-то хотелось остаться еще, но зачем? Ах да, она должна сказать ему зачем позвала!
- Что случилось?
Вопрос сорвался сам. То ли спрашивает зачем она позвала его. То ли... Он так запутался. Нет, это просто болит голова...
И еще где-то в груди, там, где сердце - глупый комок из мышц.

+1

15

У Беллы были принципы. Принципы, которых она держалась всегда. Прежде всего, она не любила ложь и потому была предельно правдива, что зачастую выливалось в неприятные последствия, но ей было все равно. А еще Белла всегда предоставляла право выбора тем, с кем имела дело. И сегодня она отступилась от обоих принципов. Она стерла память Люциусу без его согласия и… Это ведь было ложью. Нет. Даже хуже. Она не просто солгала ему, она лишила его возможности знать правду. Стерла себя из памяти Люциуса. Белле казалось, что она поступает верно, но тогда почему она чувствует себя так? Куклой. Беззащитной и безвольной куклой, которых в детстве так ненавидела. Ненавидела? Нет. Боялась. Они пугали Беллу своими неизменными улыбками на губах. Блэк не хотела быть такой. Вечно улыбающейся, холодной сукой, неспособной чувствовать боль, любовь, страх… Не хотела стать такой, но стала хуже. Как и они, эти чертовы куклы, с намалеванными губами, Белла не могла испытывать столь сильных эмоций. Изредка колыхания, где-то в глубине души становились похожи на удивление и недоумение, но на большее она не была способна. А затем в ее жизни появился он. Люциус. Самодовольный, самоуверенный Нарцисс, так похожий на Беллу тем, что не может испытывать эмоции, мощь которых превышала колыхание воды. Встретились два айсберга, и Блэк впервые почувствовала, что она оживает в его руках и ее эмоции – больше не маска, больше не ложь. И все было так… Почти нормально, почти правильно, так близко к счастью, к мечте Беллы. Но в то же время параллельно с чувством удовлетворенности от его пребывания рядом с ней, Беллатрикс чувствовала, что она не имеет право на это. Люциуса влекло ее тело и она позволяла ему использовать себя взамен на иллюзию любви, которая помогала Белле подпитывать ее самообман. Ты уже чувствуешь себя шлюхой Белла, уже ощущаешь как к твоей белоснежной коже липнет эта грязь, это клеймо? Чем теперь ты отличаешься от десятков других чистокровных потаскушек? Ах да. Тем, что они добивались своего и выходили замуж за тех, с кем спали, в то время как ты в своем проявлении благородства вернула Малфою способность здраво мыслить и подарила жизнь без тебя. Браво Белла! Впервые совершила хорошее дело и осталось в полном дерьме. – Внутренний голос злорадствовал, Беллатрикс тяжело вздохнула, стараясь заглушить какофонию голосов у себя в голове, включая тот, который утверждал, что Блэк поступила правильно и позволила Люциусу и Нарциссе быть вместе. И не будет она ночами плакать в подушку из-за того, что ее муж в очередной раз «задержался на работе» с ее сестрой. У них будет семья. Нормальная семья, ведь рано или поздно, но Малфой начнет испытывать нежные чувства к своей жене, он не был таким жестокосердным, как старался казаться. В нем было добро. Белла знала, Белла чувствовала, потому что сама была абсолютным злом, злом в чистом виде и обычно при приближении кого-то в ком концентрация светлого, чистого и доброго зашкаливала, ее начинало тошнить. При Люциусе не начинало, но он все равно был таким, каким был. И вовсе не таким, каким его знали большинство: холодным и жестоким. Просто нужно узнать его, просто нужно понять. Конечно, идиоты, которые полагали, что жизнь богатенького наследника чистокровного рода полна приятных впечатлений, вечных светских раутов и красивых девиц, ошибались. Потому что Беллатрикс точно знала, что в случае с Люциусом Малфоем, все совсем иначе. Да и в случае с большинством аристократов все иначе. Мальчиков всегда держат в тисках, да таких, что никакому простолюдину мало не покажется. О каком прожигании жизни идет речь? Жизнь аристократа – это постоянная борьба за свою жизнь, индивидуальность. А в случае Люциуса и того хуже, ибо Малфой-старший был тем еще домашним тираном, или во всяком случае так казалось Белле, которую он если не уважал, то во всяком случае считался с ее мнением. Именно поэтому, заметив пагубное влечение своего сына, он написал пространное письмо, окончание которого въелось девушке в голову подобно ржавому гвоздю. «Я всегда считал Вас умной девушкой, а потому Вы верно понимаете, что Ваши отношения с моим сыном не приведут ни к чему хорошему и вряд ли вообще к чему-нибудь приведут. А потому взываю к Вашему благоразумию и прошу как можно скорее прервать контакт с Люциусом и помочь ему Вас забыть. Помочь, магическим путем. Вы, как никто другой должны понимать, что это будет наилучшим выходом для Люциуса и для Вас самой, не говоря уже о Вашей сестре и Вашей семье. За сим откланиваюсь и полагаюсь на Ваш ум и рассудительность. Всегда Ваш. Абраксас Малфой» - он редко писал ей письма. Да что там говорить? Он писал ей письма раз в год. На день рождения и то только потому, что был крестным девушки и эта формальность его явно обязывала. Что ж. Белла не была в обиде. И сейчас надеялась на то, что оправдала надежды мистера Малфоя, но прежде всего, что она и правда спасла его сына.
- Ты только не смейся, но у меня такое ощущение, что я потерял что-то важное, - от разрезавшего тишину голоса, Беллатрикс вздрогнула и моментально поднялась на ноги, вытирая с глаз последние капли слез. Она не должна была напугать Люциуса и не должна была вызвать подозрений своим странным поведением. А потому пришлось соображать на ходу.
- Так и есть, - Белла усмехнулась и, прихрамывая подошла к кровати, где лежала данная Люциусом книга, девушка опустилась на кровать и сжала руки в замок, стараясь скрыть дрожь.
- Меня. На ближайшую неделю ты потерял меня в качестве ловца. Вчера вечером мы тренировались с Забини на поле и я упала с метлы, повредила лодыжку, - Белла вымученно улыбнулась и почти спокойно посмотрела на Люциуса, а затем сдунула с лица пряди волос.
- Кажется, я болен, у меня жар, - произнес Люциус, и Беллатрикс неспешно поднялась с кровати и, чуть хромая подошла к парню. Она с осторожностью провела ладонью по его волосам, а затем коснулась его лба губами.
- Да, знаешь, я думаю, что тебе лучше прилечь, - задумчиво произнесла Блэк и как ни в чем не бывало пожала плечами, чувствуя как по коже пробежались мурашки, а сердце отдалось на это короткое прикосновение жуткой болью. На глазах вновь появились слезы, и Белла поспешила негромко вскрикнуть, делая вид, что запнулась об угол кровати и ударилась ногой. Люциус знал, что Блэк от такой ерунды не вскрикивает и уж тем более не плачет, но он мог и забыть. В конце концов, кто знает, что она там еще стерла, помимо того, что нужно было?
- Я насчет книги позвала поговорить. Опасно. Не стоит тащить такую литературу в школу. Если мы попадемся, то нам придется нелегко, - и снова это проклятое «мы». Нет больше нас. Есть ты и я.

Отредактировано Bellatrix Black (2011-01-21 21:46:59)

+1

16

Чем дольше Люциус оставался в этой комнате, тем хуже он себя чувствовал, при чем в физическом плане. Самочувствие становилось все хуже с каждой минутой. Его бросало ты в холод, то в жар, голова гудела, и мысли путались. Если бы он был Малфоем в меньшей степени, то свернулся бы калачиком в углу и попросил бы позвать для него врача. Но Люциус был Малфоем от мозга костей до кончиков своих платиновых волос. Совершенным аристократом, который лучше умрет, чем сделает что-то перечащее правилам поведения. А правила поведения не предусматривали подобных выходок, впрочем как и того, чтобы сидеть на полу.
Стойко не обращая внимания на слабость во всем теле, слизеринец поднялся на ноги, может без обычной грации, то по крайней мере твердо. Все еще задаваясь вопросом что же такого случилось с ним, Люциус пришел в замешательство, услышав слова Беллы на ранее заданный им вопрос.
Ее? Она сказала, что он потерял ее? Это было бессмысленно, разумеется, совершенно глупо, но парень был готов поклясться, что на этой фразе у него екнуло сердце. Екнуло и успокоилось. Ловец, лодыжка. О чем это она? Неужели она думает, что сейчас его могут волновать такие вещи? Единственное, что ему нужно сейчас - забиться в чулан для метел и заснуть на сто лет. Какое идиотское и неподобающее Малфою желание, правда? Во всем виновата чертова лихорадка. И где он только ее подцепил!
- Завтра мы едем домой, - на автомате напомнил Люциус, - Твоя лодыжка успеет зажить.
Наверное, стоило удивиться такому глупому просчету со стороны Беллы. Конечно, ему жаль слышать, что у нее травма, но вряд ли она стала бы думать, что это интересно ему тогда, когда у всей команды каникулы, если только случаем не забыла о них. Да и к тому же капитан слизеринской команды сейчас вообще не был в таком состоянии, чтобы волноваться чьим либо здоровьем, кроме своего.
Люциус снова дотронулся до своего лица, посмотрел на руки. Такое ощущение, что он должен был увидеть что-то неожиданное, чужое, странное. Чувство, как будто его подменили, стало сильнее. Как бы странно это не звучало, Малфой казался себе другим, при чем без чего-то важного, неотъемлемого, своего. Такого, без чего нельзя обходиться, что было с ним и должно было с ним умереть. И теперь этого не было. Он снова посмотрел на правую руку, нащупал карман. Палочка при себе, фамильный перстень - на пальце. Магия и фамилия, вот все самое важное. Мерлин, что же это, что он тогда потерял?!
Погруженный в свои уже почти маниакальные мысли, Люциус вздрогнул от прикосновения Беллатрикс. Ее поцелуй-который-не-был-поцелуем бросил его в озноб. Если бы не железный самоконтроль, он бы вскрикнул, но парень лишь сильнее вжался в стену. Вместо него вскрикнула Белла. Наверное ей было очень больно, потому что ей на глаза даже навернулись слезы, и Люциус, не понимая как это вообще происходит, вдруг понял, что самому хочется плакать. Вот именно, у него болит сердце, тело бьет дрожь, грудь как будто разрывает горечь потери и безумно хочется плакать, и это при том, что с ним ничего не случилось, совершенно ни-че-го!
- Тебе больно? - спросил юноша, то ли с облегчением, то ли с тоской следя за тем, как девушка отстранилась от него. Неуместный вопрос. Наверняка больно, как и ему. Но кого это интересует? Чертовы формальности.
- Попадемся? - уже без эмоций повторил он. Да какая сейчас разница? Глупая книга, глупый разговор, глупая лихорадка. Зачем он вообще пришел сюда?! Люциус почувствовал, что на этот раз начинает злиться.
- Знаешь, Белла, ты мне не мамочка. Я сам знаю что стоит куда тащить, так что перестань. Не надо решать за меня, - последняя фраза вырвалась как будто без его участия. Малфой понимал это, чувствовал, как и то, что здесь твориться что-то странное. Однако забота о себе любимом, при чем не только в физическом, но и душевном плане, заставило подсознание Люциуса позаботиться о своем хозяине. А лучшим для здоровья сейчас был покой и отказ от некоторых вредных привычек, самая главная из последних имела название Беллатрикс Блэк. Но разум Малфоя не знал об этом, разве что полагался на интуицию, так что уже мало разбираясь в том, что делает и зачем, Люциус Малфой взял с тумбочки свою книгу и бросив последний невидящий взгляд на мисс Блэк, пошел восстанавливать пошатнувшееся здоровье.
- Прости, я был груб. Ты как всегда права, мне надо отдохнуть. Прощай, Белла.
Люциус вышел и закрыл за собой дверь, за ней стало лучше, но только на секунду. К горлу подкатила тошнота и еще какой-то ком, мешающий дышать. По прежнему безумно хотелось плакать, но слизеринец решительно отвел от себя все лишнее. Он ведь Малфой...

+1

17

Иногда судьба требовала от нас решений, которые могли бы обесцветить нашу жизнь, но сделать яркой, полной красок жизнь другого человека. И были альтруисты, желающие делать это безвозмездно, каждый день. Самопожертвование и самобичевание, желание и способность приносить себя в жертву во имя каких-то там добрых дел, которых в действительности не существует – это патология, Беллатрикс знала это наверняка, потому что она видела десятки случаев, когда друг предавал друга, брат шел против брата, сестра драла за волосы сестру. И она не была способна на такую ерунду, потому что хорошо знала курс психологии человека. У каждого биосоциального существа на первом месте – инстинкт самосохранения, а затем уже принципы, моральные устои и прочий милый бред, который заставлял людей идти на странные, а порой и дикие поступки. Когда ты прыгаешь под поезд, чтобы спасти девушку, решившую покончить с собой – ты идиот, потому что ты не только не даешь ей самостоятельно принять решение, но еще и рискуешь своей задницей, когда тебя никто не просил. О нет! На такие поступки Беллатрикс не была способна. Она точно знала, что никого не интересует, сколько старушек она перевела через дорогу, сколько крыс убила авадой и сколько пауков запытала круцио. Никакой высший разум, где-то там, на небесах не пошлет на нее кару небесную за это. Максимум – в следующей жизни она станет камнем и то по велению Мерлина и Морганы. Но живем-то сегодняшним днем, чего уж там? Сегодня будем делать, что душе угодно, а завтра посмотрим. Так вот возвращаясь к теме о самопожертвовании ради других людей. Как было уже сказано дважды, Беллатрикс не страдала такими асоциальными, саморазрушительными порывами. И вообще у нее был эгоизм развит до немыслимых пределов, хотя и притуплено чувство самосохранения. Второе абсолютно никакого значения не имело, в то время как первое заставляло задаться вопросом очень простым и очень емким «какого черта?». Да. Вот именно. Какого черта она сделала с Малфоем и зачем, если любила его и хотела, чтобы он был рядом? Смешок. Вот именно поэтому и поступила так. Потому что любила и куда больше, чем быть счастливой, желала, чтобы счастлив был он. А Люциус не мог быть счастлив, потому что страсть и похоть – со временем проходят. И что бы осталось? Пустота и проблемы. Много проблем, которые могут разрушить жизни их обоих. Белла не могла этого допустить, ибо, несмотря на свой эгоизм, она все равно любила Люциуса и делала все, чтобы не навредить ему. По большому счету ей было плевать на Нарциссу и кучу условностей, которые не давали им быть вместе. Белла могла бы в характерной для нее манере просто забить на все и сбежать. И его заставить сделать это. Тоже могла. Просто не хотела, потому что в конечном счете это привело бы к тому, что оба всю жизнь были бы несчастны. Но прежде всего Люциус. Он стал ее частью и наверное именно поэтому Беллатрикс так пеклась о том, чтобы ему не было плохо. Объяснить это как-то иначе было трудно, потому что черной душе Блэк не была свойственна забота о близких. Только какое-то странное собственничество и принцип «обижать и отравлять их жизнь могу только я». Отравлять жизнь Малфоя не хотелось и по этой причине у  Беллатрикс возникали определенные отнюдь не веселые мысли, которые заставляли сердце биться быстрее. Биться. Кусок льда, который у всех Блэков вместо сердца. Паршиво, что тут еще скажешь?
- Завтра мы едем домой. Твоя лодыжка успеет зажить, - констатировал Люциус и Белла задумчиво кивнула, заведомо думая о том, что дома ее ждет помолвка с мерзавцем Рудольфусом и знакомство с его семьей. Что ж. Ничего. Она еще всем им покажет, где раки зимуют и куда соваться следовало в последнюю очередь. К тому же стремление отвадить шибко смелого Рудольфуса от порога поместья Блэков, могло помочь Белле отвлечься от мыслей о Люциусе, а Блэк уже не сомневалась в том, что все каникулы пройдут в воспоминаниях и думах о нем и их ситуации. Забавно. А ведь он сам даже ничего и не вспомнит. Все же воспоминания странная вещь, очень странная. Особенно когда в них вмешивается столь сильная магия, как обливейт. В какой-то момент Белле подобно патологоанатому стало интересно, что же сейчас творится в голове, и она всерьез подумывала о том, чтобы вырубить Люциуса и залезть ему в голову при помощи леглименции. Так можно было бы убедиться в том, что с ним все в порядке и лишние воспоминания не задеты. Но затем, в какой-то момент Беллатрикс поняла, что мысли бредовее и быть не может и почему она думает об этом именно сейчас, не понятно. Может быть это и значит «отвлечься»?
- Знаешь, Белла, ты мне не мамочка. Я сам знаю что стоит куда тащить, так что перестань. Не надо решать за меня, - и она бы засмеялась на эту его фразу, и ее бледное лицо вновь исказилось бы в жестокой усмешке, если бы не последняя фраза. Решать за него? Она за него выбрала его путь жизни. Она лишила его возможности быть рядом. О чем теперь можно говорить? О каких еще решениях? Что бы там еще ни случилось, все это будет ничтожно и мелко. Наверное, Белла могла бы чувствовать себя самой матерью Морганой, если бы не это паршивое чувство в районе груди, заставляющее ее попеременно смахивать с щек слезы и жмуриться, чтобы не позволить новым накатить на глаза.
- Знаешь, Люциус, я тебе не мамочка. Ты сам знаешь, что стоит, куда тащить, так что перестану. Только тогда, не нужно бежать ко мне в комнату и прятать запретную литературу под матрасом, мне и так уже спать жестко, - Белла хамски усмехнулась и вдруг подумала, что книги лежавшие под ее матрасом, черт побери, и правда мешают спать! Она же была королевой, а королевы не спят на горе книжек. Им нужны пуховые перины, шелковые простыни и дубовые кровати. Блэк бросила задумчивый взгляд на свою кровать и поняла, что у нее есть все три составляющих и возмущается она, в общем-то, зря. Очевидно, сказывалось общее состояние далекое от идеала и в голову лезли на удивление глупые и неадекватные мысли. Ну что ж. Белла тоже человек. Тоже женщина. И к сожалению как и сотня других, женщина влюбленная, а раз так, значит не способная мыслить здраво. И у нее есть всего неделя на то, чтобы от этого избавиться.
- Прощай, Белла, - глупая формальная фраза, но она все равно вздрагивает и чувствует как по коже пробегает мелкая дрожь. Слезы. Только не сейчас. Еще не время. Еще нельзя. А затем дверь захлопывается и легким взмахом палочки Белла заставляет замок защелкнуться. Теперь она одна. Совсем одна.
- Прощай, Люциус.

Эпизод завершен

Отредактировано Bellatrix Black (2011-01-19 18:12:41)

+1


Вы здесь » Marauders: the prophecy comes true » Реальное время » 25.12 Winter Goodbye