Внешний вид: Коротенькое черное платье, босоножки на высоком каблуке, волосы распущены.

Белла стояла перед зеркалом в бесподобном шелковом красном платье, вышитым бисером по подолу. На ее губах красовалась не мене яркая красная помада, что неестественно контрастировала с ее бледным цветом кожи, которая в свою очередь вступала в контраст с черными как смоль волосами. Белле часто говорили, что она будет прекрасна даже в простыне и Блэк ничего не стоило заявиться к гостям именно в таком виде, но она понимала, что сегодня явно не тот день, когда нужно шокировать общественность, чем-то кроме своего безупречного внешнего вида и роскошной красоты, коей увы, были обделены обе ее сестры. По мнению самой Беллатрикс, разумеется.
- Белла, ты не можешь сегодня надеть красное, - провозгласил строгий голос матери за спиной и старшая из сестер Блэк вздрогнула. Но не обернулась к Друэлле, которая смотрела на девушку недовольно и как всегда придирчиво. Отношения матери и старшей дочери оставляли желать лучшего, так как первая любила только одного человека на этой планете. Саму себя. И Нарциссу, разумеется, ибо они были до тошноты похожи. Но судьба всегда была жестока к тем, кто сам не отличался шибкой мягкотелостью, и потому наследницей рода была именно Беллатрикс. Именно по этой причине на нее всегда обращали больше внимания, ее больше любили и в конце концов уважали. Нарцисса… Ее носили на руках, ею любовались, перед нею преклонялись, но как перед существом слабым, ранимым и очень нежным. О, иногда Белла ловила себя на мысли, что она ненавидит эту овцу! Эту святую невинность. Сегодня, был именно такой день. Потому что Нарцисса наконец-то нашла способ ударить ниже пояса. Или точнее мать нашла наконец-то способ унизить Беллу и превознести свою любимицу. Во-первых, по всем логическим выводам замуж прежде всего должна была выйти старшая дочь, затем средняя и только потом младшая. Этого не случилось, угадайте с чьей подачи? Угадали. В своем стремление сбить спесь с нелюбимой дочери, Друэлла промахнулась, думая, что унизит ее тем, что Нарциссе мужа нашли первой. Все было совсем иначе. Белла не хотела замуж. Она считала себя фигурой самостоятельной, независимой и самодостаточной. Настолько, что она полагала будто бы сможет сама управлять своей жизнью и немалыми капиталами семьи. Об этом Друэлла и подумать не могла, а потому промахнулась. Но только в этой части игры. Ведь был некий подтекст, о котором не знал никто. Ни мать, ни отец, ни Нарцисса. Только Беллатрикс и Андромеда, которой некогда открылась девушка. Трудно было признавать, но несмотря на все свое гордое упрямство, Блэк… Влюбилась. И, хотя от такой мысли Беллу начинало тошнить, наверное, было бы куда лучше, если бы ее избранником был какой-нибудь магглорожденный гриффиндорец, чем Он. Гордый. Надменный. Самоуверенный нахал. Люциус Малфой.
- Почему? – со скучающим видом, поправляя колье у себя на шее, произнесла Белла. В этом доме были две женщины, которые могли надевать красное. Друэлла, как хозяйка дома и Беллатрикс, как наследница рода. Ни одна девочка, девушка, или женщина не смела появляться рядом с представительницами семьи Блэк в красном. Что касалось Нарциссы и Андромеды, то они могли выбирать любую цветовую гамму, но все же предпочтительнее черную.
- Белла, сегодня день Нарциссы. Все взгляды должны быть обращены на нее, а не на тебя, - пылко произнесла мать, теребя краешек своего бархатного вечернего туалета.
- С каких пор Нарси разрешают надевать красное? – все с тем же скучающим видом вопросила Белла, нанося на запястья по капле дорогого парфюма с теплым, обволакивающим запахом корицы и шоколада.
- Только один вечер, - произнесла Друэлла и тяжело вздохнула. В этот же момент Белла смекнула, что отец против такого решения и не разрешил Нарциссе быть в центре внимания, фигурально выражаясь. Но, поверьте, Кигнус знал, что делал и за это старшая дочь его и обожала.

Знаете, что следует делать, когда Вам запретили быть лучшей? Обойти запрет, конечно же. Черное обтягивающее платье минимальной длины и высокий каблук – как говорила одна из великих модельеров прошлого века – «ничто не помогает женщине чувствовать себя более сексуальной, при этом не выглядя шлюхой, чем - маленькое черное платье». Еще она говорила, что такое платье должна иметь в своем гардеробе каждая женщина, но очевидно высший свет такие заявления предпочитал игнорировать, и лишь редкая дама могла позволить себе подобное. Белла была королевой. Она могла позволить себе все. И даже больше.
Толпа гостей. Они много говорили, улыбались, хохотали, провожая девушку, ходящую по залу, плавно покачивая бедрами, похотливыми взглядами. Ее мечтали заполучить многие, но Кигнус не обещал ее ни одному их них и делал правильно. Найти того, кто мог бы держать королевскую кобру в своих руках, было непросто. А оставлять Беллу вдовой в столь раннем возрасте, никто не хотел. Кроме самой Беллы, конечно. Но, возвращаясь к теме, по окончанию официальной части (большую часть которой Блэк провела в туалете с сигаретой во рту), никто и не думал расходиться. Многочисленные гости со стороны жениха и невесты были приглашены на ужин, где полагалось отпраздновать помолвку жениха и невесты. А там были тосты, бокалы с вином и шампанским и ревность. Ревность и ненависть, которые заполняли помещение и отравляли его. Флюиды исходящие от Беллатрикс были пугающе-опасны. Сейчас она пребывала в состоянии, когда любая искра могла привести к потрясающему воображение взрыву.
- У меня тост, - провозгласила Белла, вставая со своего места с бокалом на длинной ножке в руках, - я хочу выпить за сильных женщин. Ибо со слабыми, мужчинам очень скоро становится скучно и они понимают, что сделали неверный выбор, хотя он, вероятно, был совсем рядом, - пьяные гости зааплодировали, Друэлла расплылась в довольной улыбке, ибо она относилась к разряду не просто пьяных гостей, а «очень пьяных». Кажется, осуждающе на нее посмотрел только отец и Андромеда. И если последняя предпочла бы высказать все за вечерним разговором у них в комнате, то Кигнус сжал руку дочери, не рассчитывая силу, едва она опустилась на свое место, заливая ненависть, ярость и ревность вином. Белла сжала зубы, но ни звука не издала, лишь бешеными глазами буравя отца. Резкий рывок руки и она, не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих покинула зал, где в следующее мгновение заиграла музыка, призывая присутствующих к танцу.
Северное крыло Малфой-Мэннора и блаженная тишина. Белла шумно выдыхает и прислоняется щекой к гладкой поверхности стены, слушая как бьется ее сердце.

Отредактировано Bellatrix Black (2010-12-30 02:36:07)

Белла ненавидела большое скопление людей. Белла ненавидела пьяных мужчин и едва держащихся на ногах женщин. Белла ненавидела быть второй. Белла… Ах, черт. Зачем кривить душой и выдумывать красивые обороты, говоря о том, что эта девушка не переносила на дух? Зачем? Она ведь всё и всех терпеть не могла. Рядом с ней, рядом с Беллатрикс Блэк могли находиться только самые лучшие. Только те, кто был действительно достоин этой высокомерной принцессы. Их она, по крайней мере, могла выносить, иных Блэк могла еще и уважать, но для того, чтобы Белла считала Вас равным себе, нужно было очень постараться. И, как правило, таких людей было меньшинство. Да, наверное, она и правда была сумасшедшей. Это неустанно повторяли все без исключения. Начиная от запуганных поведением Беллы юных леди и заканчивая матерями, которые полагали, что их ангелочков-дочек может испортить такая фурия как старшая Блэк. Конечно. Они ведь не знали, что эти самые ангелочки вытворяют в Хогвартсе. Белла, она может быть никогда и не изображала из себя истинную леди и даже не пыталась ею стать, но, во всяком случае, эта девушка имела уважение к самой себе и потому ни один юноша этой треклятой школы не мог тыкнуть в нее пальцем и выкрикнуть омерзительную гадость, вроде тех, что они кричали тем, кого не уважали и презирали. Блэк. Ее могли бояться, ее могли ненавидеть, ее могли обожать, ею могли восхищаться, но не было такого человека, который мог бы похвастаться тем, что он безразличен к Беллатрикс. И уж, конечно же, не было в высшем обществе пестрых аристократов тех, кто не знал о черноволосой бестии, которая изводила богему английского магического общества своим показным своеволием, своей нахальной непокорностью их правилам и просто хамским поведением, которое зачастую переходило все границы. Но никто не мог возмутиться, или, во всяком случае, сделать это вслух. Потому что фамилия Блэк играла слишком большую роль среди тех, кто считал себя избранными. Среди чистокровных волшебников, проще говоря. И потому на нее смотрели с ужасом, ее сторонились, с ней старались не заводить знакомств, но сказать хоть слово против – было смерти подобно, ибо в противном случае на смельчака ополчился бы не только Кигнус Блэк, известный своим вспыльчивым нравом, но и еще многие чистокровные семейства, имеющие родство с Блэками. Что-что, а кровная связь имела огромное значение в высшем свете. И предательство крови – было самым страшным предательством. Этот принцип становился стимулом к коллективизму, который Белла ненавидела всей своей душой, но в то же время и гарантом того, что достойные представители достойных чистокровных домов не останутся без поддержки в трудный момент. Вся эта, странная на первый взгляд, система имела под собой неоспоримое доказательство действенности в виде вековой проверки. И черт побери, Белла, нарушающая все запреты и ведущая себя зачастую по-хамски, признавала необходимость такой системы. Потому что уж она-то со своим характером точно нуждалась в защите громкой фамилией. В противном случае, никто бы не стал терпеть ее, особенно учитывая тот факт, что она не была мужчиной и с ее мнением и вовсе могли бы не считаться. Считались. Вынуждены были считаться, потому Кигнус и Друэлла воспитали свою дочь таким образом, что она могла дать фору некоторым представителям чистокровных родов, не говоря уже о представительницах. Белла усмехнулась. Ее никогда не сравнивали ни с одной леди, коих было несчетное количество. Ей в пример всегда приводился Рудольфус, «который говорит на латыни как на своем родном языке» и Регулус «который держится в седле и фехтует, как будто занимается этим с рождения». А еще был Амикус Кэрроу, «воспитанный как настоящий джентльмен» и его сестра Алекто «истинная леди». После последней фразы Белла всегда начинала хохотать как умалишенная, потому уж какая там из Алекто Кэрроу Леди, Блэк знала точно. Они учились на одном факультете, жили в одной комнате и были почти подругами, а потому Беллатрикс как нельзя лучше знала, что эта самая забитая донельзя на публике мадам, была в действительности той еще оторвой. Оторвой. Но они не были похожи. Ничуть. Белла гнушалась маггловской дряни, которую тайком проносили в гостиные «поставщики». Белла не была распутной девкой и не спала с кем попало и где попало. Белла не меняла мужчин как перчатки и знала себе цену. Белла была другой и это отталкивало, приводило в ужас, потому что аристократическое общество с их вековыми традициями и обычаями не принимало в свое лоно тех, кто как-то выбивался из общей картины. Старшая Блэк выбивалась и выбивалась очень сильно. Она осознавала, что ее терпят только потому что  в скором времени надеются удачно выдать замуж и укрепить позиции семьи через этот союз. Но с этим Белла была не согласна. Она не хотела вот так. Она не хотела стать очередной Нарциссой, которая улыбаясь, сидит за столом и считает наивысшим счастьем замужество за чистокровным красавцем. Это же убого. Это выглядит жалко, когда твоя жизнь заключается лишь в том, чтобы создать мужу приятную обстановку для жизни и стать ходячим инкубатором. Нет. Нет. И еще раз нет. Если Нарциссе это нравится – вперед, если Андромеда готова с этим мириться – пусть так, но Белла… Черта с два! При мысли от таком варианте развития событий в Блэк волною вскипала злость и она с трудом сдерживалась, чтобы не выдать какую-нибудь гадость, что было очень в ее стиле. Но сейчас Белла держалась, ибо гадости выдавать было некому, и прыскать ядом во все стороны тоже было довольно скучно, учитывая тот факт, что отравить она могла разве что только себя. Или нет? Что уж говорить, появление виновника торжества в ее планы никак не входило, и потому голос Малфоя вывел Беллу из оцепенения в одно мгновение. Она тут же оттолкнулась от стены и встала неподалеку от юноши, поглядывая на него со странным спокойствием и показным безразличием, которые Беллатрикс свойственны не были.
- Что я тут делаю? Танцую. Разве не видно? – гаденьким голоском пропела девушка и проследовала за молодым человеком еще до того, как он пригласил ее войти. Вообще-то с Люциусом Белла обычно не вела себя так, как с другими. Это подразумевало, что она не язвила, отвечая на каждый его вопрос, не пыталась отравить своими речами и вообще вела себя на удивление спокойно и рассудительно (!). Почему? Потому что не было необходимости выставлять напоказ свои иголки, отталкивая Малфоя от себя. Они были столько лет знакомы, что он уже пересчитал, наверное, каждую ее иглу и знал в какие моменты какая из них покажется, чтобы уколоть, сделать больно и отбить всякое желание иметь дело со старшей Блэк. За это она его уважала. За то, что он терпел ее такой, какая она есть. Да, Белла воспринимала Люциуса как равного себе, что было ничуть не удивительно, ибо он один из немногих, кто в нелегкое время надвигающейся войны вел себя как мужчина, а не как трус, или тряпка. Слабаков в жизни Трикс хватало. Люциус таким не был. Наверное, поэтому они стали друзьями. Но почему Белле сейчас казалось, что она их дружбу предала?
- Да. Выпью, - коротко кивнула девушка, опускаясь в любезно предоставленное Малфоем кресло. Она как-то осуждающе колко посмотрела на него, впрочем, тут же отводя взгляд. Злилась? Несомненно. Но ему об этом знать было совсем не обязательно. Они же друзья. Только друзья. Точка.
- Что? – Белла усмехнулась, кладя ногу на ногу, отчего короткое платье поднялось еще чуть выше, заставляя девушку стыдливо прикрыть колени ладонями, впрочем, эта деталь тут же потеряла значение, как только Блэк вернулась мыслями к вопросу, заданному Люциусом, - Не смеши меня. Зачем мне на нее наезжать? Она же жалкая. Я не нападаю на слабых… Это ниже моего достоинства, обращать внимание на тех, кто его не заслуживает.

Малфой и Блэк. Белла и Люциус. Иногда они казались такими похожими, такими близкими по духу, такими… Почти одинаковыми. Но только они сами знали насколько отличаются. Со стороны, вероятно, казалось, что эти двое не меньше, чем лучшие друзья, или, что-то в этом роде. В действительности полноценного понятия дружбы в чистокровном обществе не существовало. Ни для кого. Ни для таких как Беллатрикс, ни для таких как Люциус, ни для кого иного. Мужчины делали вид, что они друзья, почти братья, но в глубине души ненавидели, завидовали и презирали, сродни тому, как это делали женщины. Различие между ними было лишь в том, что женщины были хитрее и в вопросах ненависти и вражды умнее, изобретательнее и изощреннее. Они ненавидели не открыто и били в спину, исподтишка, из-за чего их удары становились еще больнее, еще жестче и еще опаснее. Белла, как никто другой знала это, испытав жалкие попытки ее уничтожить на себе. Зависть, женская зависть, вот почему она старалась не заводить дружбы с девушками своего круга. Ей не хотелось лицемерия. А к своему сожалению, Беллатрикс обладала одним фатальным недостатком. Она дурно разбиралась в людях и не понимала их чувств. А потому предпочитала просто никому не доверять. Чтобы однажды не остаться в дурочках у какой-нибудь лицемерной суки, каких в аристократическом обществе магической Англии было более чем достаточно. Но возвращаясь к вопросу о дружбе среди аристократии, можно наверняка сказать, что некое подобие этих отношений существовало среди людей, связанных кровными узами, или деловым сотрудничеством. Но только подобие. Потому что первым правилом высшего общества было: «никогда никому не доверяй». Это было единственное верное, логичное, разумное правило. Как известно, дружбы без доверия не бывает, а ее подобие в аристократии строилось на уважении, прежде всего. Тогда что же связывало гордого, надменного, уверенного в себе красавца-Малфоя и нахальную, огненную, презирающую правила и условности Беллу? Уважение и связывало. Это было основой основ любых отношений в кругах, в которых они вращались. Но это не приходило вот так сразу. Уважение нужно было заслужить и если такие как Нарцисса, делали это, хлопая глазами и, изображая из себя истинных леди, подлинных аристократок (коими в большинстве своем не являлись), то такие как Белла (хотя на данный момент она была в единичном количестве), добивались невольного уважения силой своего характера, внутренним стержнем и стремлением во всем быть первыми и самыми лучшими. И неважно, что с точки зрения аристократии это чисто мужские качества. Здесь мужчины будут уважать вас, только если вы равны им. Если Вы слабая, безвольная, требующая защиты и внимания девушка, Вас тоже станут уважать и никогда не обидят, но в то же время считать равной себе – никогда не будут. А на это девушка не была согласна. Вот почему еще десять лет назад, в гостях у Малфоев, Белла брезговала женским обществом и с отвращением смотрела на младшую сестру, которая предавалась девчачьим забавам, в то время как старшая Блэк носилась за наследниками чистокровных семей с импровизированным мечом в виде отцовской трости. Для привычных к тихим и забитым девушкам, к послушным своим мужьям матерям, юношей, это был шок, разумеется. Белла была для них чем-то непознанным, странным и диким, отталкивающим, но в то же время привлекающим. Они не сразу приняли ее. Беллатрикс долгое время являлась для мальчишек всего лишь «сумасшедшей Блэк». Но преимущество этой девушки перед другими было в том, что она не привыкла отступаться и потому долгим и упорным трудом доказывала всем, и прежде всего себе, что она ничем не хуже тех, кто с рождения гордо вскинув голову ясно давал понять: «Я Мерлин – а вы букашки». Малфой был таким же. Точь в точь. Он был уверен в своей уникальной превосходности, в своих особенных качествах, которые неизменно давала ему чистая кровь. И его нельзя было за это судить, потому что его так воспитали. Всех чистокровных наследников мужского пола воспитывали таким образом. Им вталкивали в голову одну единственную мысль: «Выше вас – только Мерлин». Черт. Да они даже Моргану в расчет не брали! Женщина среди этих чистокровных засранцев – ничего не значила. Белла не согласна! Белла против! – Придется меняться, ибо Блэк, не изменится точно. Она скорее прогнет под себя все устои высшего общества, чем прогнется сама. Ах! Да в этой женщине в страшных мучениях умирал великолепный революционер. И куда только смотрят эти политиканы? Сюда нужно смотреть, сюда, говорят вам. Здесь Белла. Здесь будущее полное тьмы и страданий для тех, кто с ней не согласен.
- А я думаю, ты просто злишься, что твоя младшая сестра обогнала тебя, - произнес Малфой с характерной для него ухмылкой на губах. Иногда за эту ухмылку так и хотелось дать ему в нос. Сейчас тоже. Но Белла знала, что не может этого сделать, потому что это выдало бы ее чувства. Да она злилась. Злилась на Нарциссу и на самого Люциуса, злилась на себя. Но он понятия не имел почему. И никогда бы этого не узнал, потому что за свои чувства по отношению к этому самоуверенному мерзавцу, Беллатрикс себя ненавидела. Во-первых, потому что она знала, что не имеет права на такие чувства, а во-вторых, потому что здраво осознавала ситуацию и хорошо знала Люциуса. Он не умел любить, а Белла не была дурой настолько, чтобы ожидать от него нечто похожее на взаимность. Исходя из этих двух факторов, девушка делала вывод, что ее влюбленность бессмысленна. Да и как это могло вообще случиться? Они ведь друзья. Друзья. Всегда были и остаются всего лишь друзьями, потому что такие как эти двое, они не приспособлены были к чему-то большему, кроме как к уважению. Скала и море. Они никогда не объединяться дольше, чем на несколько секунд, когда волны разбиваются о холодный камень. Белла знала это. И она всеми своими силами пыталась с этим смириться.
- Знаешь, а я не зря раньше сомневалась в твоих умственных способностях, - тихо засмеявшись, произнесла Беллатрикс и залила горечь, вставшую комом в горле несколькими глотками крепкого алкоголя, - В чем обогнала? В дурости? Она добровольно отдала себя в домашнее рабство, я бы никогда… - и вот в это-то момент Белла услышала то, из-за чего у нее сердце ушло в пятки в самом плохом смысле, который возможен в данном случае. Этого не могло быть. Этого просто не могло быть. Малфой все выдумал. Малфой просто решил вывести ее из себя. И Белла сделала то, что она делала всегда, когда не знала, как поступить и тянула время. Она засмеялась. Громко, хрипло, но так, будто бы смеялась в последний раз в своей жизни. Ее дьявольский хохот оглушающим звоном поднялся к потолку и разлился по библиотеке целой какофонией причудливых звуков.
- О, Малфой, ты никогда не умел правдиво лгать. У тебя всегда получалась удивительная чушь, - все еще не спуская с лица жестокую улыбку, произнесла Белла, как-то не слишком убедительно. Она плавно поднимается с кресла, секунду стоит к юноше спиной, сжимая руки в кулаки до такой степени, что белели костяшки. Разжимает и поворачивается к нему с усмешкой на губах. Делает шаг, в упор, приближаясь к Малфою. Кладет одну руку ему на плечо, другую на щеку, приподнимает ногу и упирается коленкой в стол, на котором мирно сидит молодой человек. Она вглядывается в его глаза, большим пальцем легко поглаживая скулу и улыбается. С нескрываемой ненавистью.
- А если это и правда, что в принципе не слишком вероятно, то передай семье Лестрейндж мои искренние соболезнования в связи с преждевременной кончиной их старшего сына. Рудольфуса - хриплый смех срывается с губ девушки и она какое-то время смеется, чуть наклонив голову назад. Она помнит как говорила Малфою о том, что никогда не выйдет замуж. Знает, что Люциус хочет услышать и увидеть. Страх. Но Белла очень старалась прятать его в самых глубинах своей души. Чтобы не доставить удовольствия мерзавцу и дать себе возможность обдумать несколько шагов к отступлению, если вдруг окажется, что Малфой не лжет.
- Я люблю другого человека, Люциус,  – Чуть хрипло произносит Белла, продолжая осторожно, мягко, почти нежно поглаживать его лицо.
- И кто знает, - вновь улыбается и склоняется к уху слизеринца, чуть ощутимо касаясь его губами и тихо шепчет, - может быть это ты?

Soundtrack

Характер Беллы был таков, что в такие моменты как этот, она ожидала чего угодно, но только не новости о том, что в ближайшем будущем ей предстоит выйти замуж. Любая девушка, представительница аристократии, была бы рада, нет, не рада, счастлива узнать, что ее в жены собирается взять не кто-то там, а сам Рудольфус Лейтрейндж. Красавец-мужчина, наследник огромного состояния, чистокровный старший сын небезызвестной в магическом мире семьи… Это же предел всех мечтаний каждой нормальной леди, или даже не леди, просто каждой нормальной девушки, которая надеялась устроить свою жизнь с помощью удачного замужества. Но Белла была необычной. Нет. Это слишком блеклый и тусклый эпитет для такой девушки как мисс-Блэк. Она была экстраординарной, яркой, неповторимой, причем в буквальном смысле, ибо вторую такую нужно еще поискать. Наверное, именно по этой причине больше всего на свете Беллатрикс не хотела стать чьей-нибудь домашней рабыней, или пустой, никому ненужной куклой, какой предстояло стать ее сестре. Или… Пожалуй все согласятся с тем, что Нарцисса такой куклой была уже. Ибо в противном случае она бы сделала все, чтобы завоевать внимание Люциуса и если не заставить его себя полюбить, то хотя бы научила его уважать свои интересы и желания. А ведь Нарцисса обладала интересами и желаниями отнюдь не свойственными аристократкам и леди. Ей несвойственно было сидеть и вышивать крестиком, вести светские беседы и проводить долгие часы за чтением женских романов. Но кого это интересовало? Она собиралась стать женой, если не первого, то во всяком случае, второго или третьего жениха магической Англии, а то и всей Европы. Блэк, Малфой и Лестрейндж. И никому было не важно, что там интересует Нарциссу и чего она хочет и ожидает от своей жизни. Она добровольно соглашалась на то, что было уготовано каждой «леди». На жизнь, где она будет нужна только для того, чтобы рожать и воспитывать детей, а так же пусто и бессмысленно улыбаться на светских раутах и приемах. Смогла бы стать такой Белла? Наверное, воспитай ее чуть-чуть иначе, наверное, родись она в другое время и в другом месте, в другой семье и у других людей, родись она хотя бы на пару лет позже, и все было бы иначе. И она бы стала такой, как ее младшая сестра. Тихой, скромной, кроткой, покорной. Но сейчас – нет. Беллатрикс была иной, и потому ей было тяжело смириться с мыслью, что в скором времени, несмотря ни на что ей придется стать миссис Лестрейндж и смириться с судьбой сотен одинаковых, сотен покорных овец, которые были ей противны до такой степени, что иногда Беллу тошнило от одного их созерцания. И Блэк ненавидела Малфоя за то, что именно он сообщил ей эту прискорбную новость. И за то, что она его любила, тоже ненавидела. И просто так ненавидела. И именно поэтому прикасаясь к его лицу лишь кончиками пальцев, она подумывала о том, что как нельзя кстати было бы вцепиться сейчас ему в глаза и причинить ему боль. Боль которая оправдала бы все те эмоции, что она испытала за последние несколько минут и те эмоции, что она испытывала уже несколько месяцев. Белла ко всему относилась с характерным ей безразличием, а точнее… Ей просто было глубоко наплевать на всех и на всё. И Малфой был виноват в том, что она перестала испытывать это безразличие, которое помогало Белле жить, скрываться от того, что ей было противно. Рудольфус? Да, он попадет под шквальный огонь, но позже, когда сделает ей предложение, или когда увидит Беллу на помолвке. Сейчас же она злилась не на него. Лестрейндж? Да кем он вообще ей был? Беллатрикс видела-то его всего пару раз в своей жизни. В отличие от Малфоя. Они всю жизнь были вместе. И не важно какие отношения их связывали, он в любом случае был ей куда ближе любого из тех, кто мечтал на Блэк жениться.  Но в то же время Белла понимала, что больше чем их связывает сейчас, связывать не может. Какой бы Люциус не был красавец, и как бы Блэк не была влюблена в него, все уже решено. И это не сказка. И они двое не принц и не принцесса у которых впереди вечная любовь и прочие милые неприятности. Это вообще все не про них. Если у них и была сказка, то это сказка о сумасшедшей ведьме и ее сестре – белокурой царевне, а так же о самовлюбленном короле, которого волновала только судьба его королевства, его маленького мирка, который мог быть разрушен посторонним вмешательством. Особенно вмешательством черноволосой сумасшедшей ведьмы с темными, почти черными глазами. Она могла разрушить все. Даже мирок, обнесенный километровыми стенами. Одним только своим желанием, одним прикосновением, одним поцелуем, или чем-то большим. Могла ли Белла позволить себе большее? Она не знала, но надеялась, что нет, ибо в противном случае, она рисковала лишиться своей силы, своей особенно-мощной магии, которая раньше не была подвластна никому. Даже сотне других королей.
- Я непременно передам это мистеру Лестрейнджу, - произнес Малфой, и Беллатрикс, ощущая его прикосновения, прикрыла глаза, всего на секунду, всего на один короткий момент, передавая инициативу Люциусу. Как же ей сейчас хотелось, чтобы всего этого не было. Ведь как бы она сейчас не поступила, это оказалось бы неправильным. Если бы она, потакая своему желанию, прикоснулась к его губам, она бы предала свою сестру. И какие бы там отношения их не связывали, они все равно, всегда оставались сестрами. А у Беллы, как у старшей, всегда присутствовало чувство беспокойства за младшую. Хрупкую и очень ранимую, нежную и такую… Черт. Нарцисса не смогла бы жить с человеком, который предал ее и никогда не простила бы свою сестру за ее сволочной поступок. Да, это было вполне в стиле Беллы. Забыть обо всех и обо всем и просто поддаться эгоистичному порыву. Но именно сейчас, именно в эту секунду, она чувствовала, что не может этого сделать. Почему? Потому что испортить жизнь сестре – одно, испортить жизнь сестре, а заодно и тому, кого любишь – совсем другое. И это было бы правильно. Ненависть Беллатрикс могла разрушать и должна была разрушить жизнь Люциуса, но именно сейчас Блэк делала все, чтобы этого не произошло.
- Спасибо Люциус, ты очень любезен, - жестоко усмехнувшись, в своей привычной манере произнесла Белла и пристально посмотрела ему в глаза. Что она ожидала увидеть? Удивление? Страх? Смятение? – Ничего из этого, на самом деле. Девушка вероятнее всего ждала его одобрения, или напротив осуждения, но не увидела ни того, ни другого. Белла снова не знала, что ей делать. Это случалось с ней так редко, но в таких ситуациях она начинала злиться еще сильнее. На себя и на того, кто ввел ее в такой ступор. Малфой уже трижды был трупом. Но все еще живым. Не парадокс ли?
- Ты издеваешься надо мной? - прошипел Малфой, - Да как ты смеешь? – И Белла захохотала. Снова захохотала, как если бы он сказал нечто действительно очень смешное. Она чуть отклонила голову назад, откидывая волосы за спину и обнажая бледную кожу шеи. Хриплый смех вновь заполнял комнату, накаляя обстановку до немыслимых пределов. Наполняя ядом и ненавистью все вокруг себя, Белла создавала обстановку в которой ей было проще существовать. И не важно, каково там было другим. Она была эгоисткой, и ей ничуть не жаль было бы отравить своим ядом Малфоя.
- А даже если издеваюсь… Ну, и что ты мне сделаешь? – насмешливо произнесла девушка, уперевшись ладонью ему в грудь и наклоняясь к Малфою так близко, что он мог чувствовать дыхание Беллы у себя на щеке, - Ударишь меня? Ну, давай… Я жду... – усмехнувшись, девушка нарочито осторожно и очень мягко прикоснулась к его губам своими, даря пылающее тепло поцелуя. Впрочем, она позволила насладиться этим всего несколько секунд, почти тут же прерываясь, - ах нет, я же забыла, ты же джентльмен, каких еще поискать нужно, - очередная жестокая усмешка и Белла, не дожидаясь ответа, настойчиво и нетерпеливо прикасается к его губам, целуя сначала с некоторым сомнением, а затем с характерной ей жесткостью, грубостью, наглостью. Волновало ли ее, что чувствует и думает Малфой? Нет. Для нее это все еще была всего лишь игра…

Основная ошибка Беллы состояла в том, что зачастую, затеивая очередную игру с целью поразвлечься и проверить свои способности и возможности, а так же силу характера и ума оппонента, она не могла остановиться. Вскипающий в ней интерес к происходящему, адреналин в крови и уверенность в том, что уж, кто-кто, а она-то точно найдет в себе силы прерваться, когда игра подойдет к критически-опасной черте – вот основные причины по которым Белла часто попадала в ситуации, в которые не следовало бы попадать. Ни настоящим леди, ни даже самой Беллатрикс Блэк с ее невероятным умением выкручиваться из любых хитросплетений судьбы. Да, многие соглашались с мнением, что эта девушка относится к разряду тех людей, которые найдут способ выйти из любой ситуации. Да и Белла до поры до времени считала так же. Но ситуация с Люциусом показала обратное, потому что Блэк действительно не знала, что ей делать. Впервые в жизни она спросила совета. У сестры. И получила рекомендацию нелепей, которой и быть не могло: «признайся ему и будь, что будет». Ха! Белла пустит ситуацию на самотек и разрушит себя и свою жизнь ради самодовольного нахала, который всегда был ей не больше, не меньше верным другом? Черта с два! Ситуацию, где Малфой прослезится и признается ей в ответном чувстве, Блэк тут же отвергла. Вероятность того, что он как благороднейший из благородных с уважением отнесется к ее чувству и вместо приступа истерического хохота просто позволит ей и дальше с этим жить? – Это так же маловероятно, как и первый вариант. А то, что случилось бы в действительности – зачем говорить об этом? Ответ очевиден. Она бы потеряла не только его дружбу, но и его уважение, а затем и уважение всех тех, кому Малфой успел бы об этом разболтать, пока Кигнус не пресек бы ненужные, вредящие репутации семьи разговоры. На такое Белла не была согласна и потому лишь снисходительно улыбнулась Андромеде после такого более чем нелепого совета. В конце концов Беллатрикс пришла к выводу, что она сможет стерпеть все, что угодно, лишь бы только сохранить свое положение в обществе, а положение это было на ступень выше, чем у всех остальных девушек. Да и потом, Малфой, несмотря на все свои высокомерные недостатки, был хорошим другом и терять это, Белла не хотела и не могла. Только не сейчас, когда она нуждается в нем и в его обществе. А эта нужда возникала регулярно: девушка скучала по Люциусу, когда у них не было возможности видеться. Да, влюбленность Беллы значительно отличалась от влюбленности любой другой девушки: она не рыдала ночами в подушку, не кокетничала как дурочка и не падала в обморок при виде объекта воздыхания. Все это было так глупо, так омерзительно, так смешно со стороны, что Беллатрикс дала себе клятву, что никогда не влюбится, а когда это случилось… Вы всерьез думаете, что Блэк послала Малфою любовную записку, написанную противным крученым почерком и пропахшую глубоким запахом ее кофейного парфюма? Очень смешно. Уж Белла-то точно знала, что Люциус такие записки, не читая, пачками сжигает в камине вечером после уроков. Периодически, ради забавы он зачитывает строки из этих писем и они вместе хохочут над наивными дурочками. Но Беллатрикс ничего ему не сказала не по этой причине: она просто боялась разрушить их мир. Мир, где эти двое – хорошие друзья, соратники, родственники в будущем, но не больше. Не больше, черт побери, не больше! И Мерлин тому свидетель,  Блэк делала все возможное, чтобы сохранить все так, как есть, не испортить, не сломать, не сокрушить, как она делала это обычно – одним взмахом руки, одним взглядом, одним словом. Ей стоило огромных усилий просчитывать каждый шаг наперед, продумывать каждую их встречу, чтобы не сказать и не сделать лишнее, чтобы никоим образом не скомпрометировать себя и уж тем более Люциуса. О них итак ходило слишком много слухов, начиная от того, что Белла и Люциус любовники и заканчивая тем, что вопрос их свадьбы был решен еще с рождения. Вообще-то Блэк не волновали слухи и домыслы, но иногда ей становилось обидно из-за того, что их дружбу, незамутненную привкусом секса трактовали таким образом. Впрочем, обидно только до тех пор, пока эти слухи не стали чуть ближе к правде: Белла знала, что если она соблазнит Люциуса, то она привяжет его к себе на какое-то время, пока он не решит, что делать дальше. Но отчего-то это казалось таким мерзким, таким отвратительным, таким недостойным. Где-то она это уже видела. Кажется у гриффиндорки-семикурсницы, которая клялась своему «возлюбленному», что всем сообщит, как грязно он с ней поступил: обесчестил и бросил. Обычных парней это мало волновало, но чистокровных аристократов – для таких как они это значило много, слишком много и если девушка кидается такими угрозами, значит, проблему нужно решать. Но как уже говорилась, Белле это казалось отвратительным, хотя она и была уверенна в том, что при желании сможет соблазнить Люциуса. Но портить его жизнь думами о том, что делать дальше казалось девушке сомнительным удовольствием и потому она предпочитала думать об этом сама, не доставляя беспокойства тому, кому это и не нужно было вовсе. И дело было не в том, что Белла берегла своего возлюбленного и, о Мерлин, опасалась за его хрупкие чувства и без того тяжелую жизнь. Да плевать она хотела по большей части на его чувства и тяжелую жизнь, которая если и была тяжелой, то только от обилия истеричных девчонок, которые просили автографы с подписью. Нет. Просто Белла воспитана была таким образом, что она все свои проблемы решала сама, не перекладывая их ни на чьи плечи. А эта маленькая неприятность, в виде чувств превышающих должные, по отношению к Люциусу, уж точно не могла носить имя полноценной проблемы. Но вот то, что делала Белла сейчас, определенно было неправильно, ненужно и опасно, для них обоих. Блэк казалось, что это всего лишь очередная игра, которая не навредит никому и не принесет никаких проблем в их жизнь, но терзая его губы, умом уже понимала, что игра зашла далеко за грань дозволенного. И остановиться Беллатрикс уже не могла, даже если бы захотела. А она не хотела. Ни капли.
Малфой невольно согласился с ее правилами игры и жестокий поцелуй Беллатрикс был в скором времени принят юношей, который перенимал инициативу слишком активно. Белле это не нравилось. Она привыкла быть первой, если чувствовала, что может таковой быть. Впиваясь в его губы столь яростно и столь нетерпеливо, девушка мало заботилась о том, к чему привык Люциус с его замашками слизеринского принца, она просто наслаждалась вкусом его губ, их теплом и их горечью. Резкий укус и привкус его крови на губах, но Белла и не думает останавливаться. Она скользит руками по его груди, поглаживая легкий хлопок рубашки, а затем резким движением рук распахивает ее, отчего пуговицы разлетаются в стороны, падая на мраморный пол и оставляя в памяти какофонию странных звуков. Белла настойчивыми прикосновениями проходится ручками по его торсу, местами оставляя краснеть следы от ногтей. А между тем поцелуй становился все горячее, вместе с яростным осознанием того, что теперь это не остановить. Ощущала ли Белла от этого радостное упоение, сказать было трудно, но Люциуса она целовала так, как если бы это было в последний раз: жарко, страстно, безжалостно, не позволяя ему брать инициативу в свои руки слишком надолго.
Резкая боль от прикосновения со стеной, вместе с возбуждением разливающаяся по телу, заставила Беллу тихо выдохнуть. Сжав зубы, Блэк не издала ни звука, но в долгу не осталась, тут же отвесив Люциусу звонкую пощечину, вместе с тем трепетно реагируя на его прикосновения к своему телу. Выгибаясь навстречу ласкам Малфоя, Белла полностью обнажила его торс и всего секунду потратила на то, чтобы окинуть его оценочным взглядом, за что и поплатилась, оказавшись в следующий момент, повернутой лицом к стене. Потеряв контроль над ситуацией, Белла издала тихий стон и какое-то время позволила Малфою ласкать свое тело, откликаясь на каждое прикосновение его губ к коже. Но уже через несколько мгновений, Белла перешагнула через упавшее к ее ногам платье и опустилась на колени рядом с Люциусом. Одним легким движением руки она заставила его лечь на пол, мгновенно опускаясь на него сверху. Сжав его бедра своими, девушка склонилась над ним, покрывая его торс не то горячими поцелуями, не то жестокими укусами, каждый из которых оставлял на коже Люциуса кровоточащий след ее страсти.

Условности, правила, нормы приличия и прочие условия, которые диктовало чертово высшее общество – все это было отнюдь не для Беллы с ее стремлением к свободе от всего того, что ей было чуждо и противно. Будь ее воля и Беллатрикс несомненно избавила бы себя от скучнейшего общества девушек, чьи головы были забиты только мыслями о у дачном замужестве и новых платьях – последних писках моды. На взгляд Блэк это был не писк, это был отчаянный крик, мольба о помощи бьющегося в агонии подобия вкуса и стиля. О, право слово, разве же можно было надевать красное платье и зеленые туфли? А синюю сумочку ко всему этому? Да, платье, конечно, от Chanel, а туфли от Monblan, но ведь то, что делали с этим те, что называли себя цветом английского общества, это же не просто беда, это катастрофа! И ее, Беллу, хотели сделать дурочкой, не имеющей вкуса пустышкой! Что там, кто-то говорит о справедливости? Вот! Вот это было несправедливо, когда из яркой, пламенной, бесподобной девушки, пытались сделать пустое место. И главное, каким образом?! Сломить характер, надавить, унизить, если нужно, все, что угодно, лишь бы вогнать в шаблоны, установленные рамки… Мерлин! За это она всех их ненавидела. Знал бы хоть кто-нибудь, через что ей пришлось пройти, чтобы стать такой как сейчас. Независимой, гордой, нахальной и самовлюбленной. Они все, каждый из этих пестрых, напыщенных аристократов приложил руку к становлению леди Блэк той, кем она сейчас стала. Одни говорили, что она просто сошла с ума, другие утверждали, что Белла – воплощение самой страсти в сочетании с королевской выдержкой. Последнее в какой-то мере было правдой, потому что в свое время Беллатрикс пришлось перетерпеть то, что другим и не снилось. Она прошла через унижение, через давление общества, через боль, через страх, через ненависть к самой себе, она справилась со всем этим, чтобы получить бесценное право стать такой, какая она есть. И сейчас ей готовы были прощать все, потому что в нужный момент она сумела наплевать на глупые формальности и никому ненужные условности. Каждая женщина из высшего света мечтала о том, чтобы повести себя таким образом, уйти с жесткого поводка родителей, а затем и мужа… Мечтала, но ничего предпринять не могла, потому что силы духа не хватало. Но на то, чтобы симпатизировать девушке подобной им самим в молодости, смелости им доставало и хотя они часто делали надменное выражение, фыркали и отворачивались, Белла знала, что они уважают ее, потому что разговоры в дамской комнате не остались незамеченными ни самой старшей-Блэк, ни двумя ее сестрами. Это льстило Белле и давало силы на новые свершения в виде наплевательского отношения не только к условностям, но и к слухам, сплетням, шушуканьям за ее спиной. Она была выше этого. И что бы там кто ни говорил, а Белла точно знала, что половина из тех, кто создает эти сплетни и говорит отвратительные по своей природе вещи, в тайне хочет ее, но кишка тонка, совладать с открытым пламенем. Ведь страх обжечься всегда лишал возможности подойти близко. Но Беллатрикс ничуть не жалела об этом, потому что ей не хотелось создавать впечатление доступности, она слишком многое отдала за то, чтобы ощутить полную свободу от всего и от всех, многое отдала за то, чтобы просто быть собой и связывать себя какими-то отношениями и тем более обязательствами, Белла не хотела. Особенно поразительным в свете последнего был тот факт, что сердце девушки избрало в качестве новой игры не кого-то, а Люциуса Малфоя. Малфои. Эта семья была известна своими жесткими традициями и обычаями, не противоречащими ни в коей мере всему аристократическому обществу. Изучая историю пресловутого высшего света Белла, часто обращала внимание на то, что именно у Малфоев никогда не случалось казусов в воспитании детей. Они все до единого были вымуштрованными леди и джентльменами, идеальными и безукоризненными. Особенностью же Блэков и Лестрейнджей было то, что у них нет-нет, да появится своевольный, нахальный представитель рода. Если углубляться в историю, то в веку 14 на костре сгорели две сестры-близняшки из рода Блэков, за свое своеволие и нежелание подчиняться никому: даже главе рода. Наверное, если бы смертная казнь за излишне строптивый характер не была отменена, Белла бы уже лет в 13 взошла на костер и была бы этому рада. Она часто задумывалась о том, что лучше умереть, чем жить так. Но признаться, о суициде не помышляла… Это как-то по-девчачьи. Так делают только слабые люди, а Беллатрикс была сильной и потому скорее сама бы кого-нибудь убила, если бы ей предоставили такую возможность. Но возвращаясь к вопросу о темпераменте представителей тех, или иных семей и к Малфоям в частности, Белла понимала, что она как-то в этот раз промахнулась с выбором объекта воздыхания. Наверное. Да нет же! Точно, совершенно точно промахнулась, ибо как бы там ни было, а Нарцисса и Люциус были идеальной парой по одной простой причине: они были очень похожи. Закованные в доспехи правил, порядков и условностей высшего света они пытались казаться счастливыми, но такими не были, ибо в противном случае, Малфой бы не искал утешения в объятиях сестры невесты. Или во всяком случае, попытался бы быть верным Нарциссе и при первом намеке на такой исход, оставил бы Беллу в одиночестве. Но он не сделал это. Вот почему Блэк без всякого сомнения позволяла себе такие вольности в отношении Люциуса. Она знала, что он подсознательно хочет этого не меньше чем она сама. Да, мотивы у них были разные, и если Малфоем двигала мужская похоть, желание, направленное на красивую девушку, то Белла делала это… Она не знала зачем, ведь осознавала же, что все станет только еще хуже, она разрушит его мир и пошатнет свой. Но разве могла Блэк прерваться сейчас, когда чувствует его настойчивые прикосновения к своей коже, когда его пальцы отчаянно царапают ее бедро? Нет, Белла не хотела, не могла и не стала бы прерываться, тем не менее, ощущая горечь, которая давила на девушку, вынуждая ее думать о том, что она сейчас предает сестру, ставит под угрозу будущее Люциуса, но прежде всего свое. Впрочем, все это меркло и бледнело на фоне жарких поцелуев, манящей страсти и истомы, что волною проходила по телу, заставляя Беллу тихо постанывать от наслаждения. Вновь и вновь она прикасалась губами к его коже, скользя ручками по телу Люциуса. Блэк жарко и нетерпеливо целовала его в губы, отрывалась от них, и вновь целовала, явно дразня, наслаждаясь этой игрой и его близостью. Мысли о том, что это неправильно, неверно, нельзя, ушли на задний план, и на время Белла позволила себе поддаться страсти, желанию, сладостному возбуждению, что волной разливалось по телу, заставляя девушку выгибаться навстречу прикосновениям Люциуса.
- Хочешь, чтобы я умер от потери крови? – Белла чуть приподнялась над ним и с усмешкой на губах посмотрела на Малфоя. Принц не терпит жестокого обращения со своей персоной? Ему все равно придется потерпеть. Потому что Белла так хочет. И вместо ответа, она настойчиво и нетерпеливо целует его в губы, играясь, переходит в нежный, почти робкий поцелуй. С показной осторожностью ласкает его язык и губы, так же нежно скользит кончиками пальцев по его груди, шее и плечам.
- Подожди, - и от этой реплики Белла вздрагивает, как если бы он ударил ее. Неожиданность сего слова заставила девушку всего за секунду обдумать десяток вариантов касаемо того, что могло пойти не так, и что она упустила. А упустила она самую элементарную вещь, в частности дверь библиотеки, которая в незапертом виде представляла определенную угрозу для них обоих и для помолвки Малфоя с дражайшей сестрицей Беллы. Проблема решенная за считанные секунды в голове Блэк не оставила и мимолетного воспоминания. Сейчас у нее было куда более важное дело в лице никого иного как Люциуса Малфоя, который воспользовавшись секундным замешательством девушки, к ее великому неудовольствию оказался сверху. И, может Белле показалось, но она увидела на его губах усмешку, за которую Блэк уже хотелось отыграться, но такой возможности у нее не оказалось в связи с тем, что в объятиях Малфоя она невольно расслаблялась, и азартное желание борьбы уходило на второй план, оставляя место неприкрытой похоти, терпкой страсти и сладостному возбуждению. На секунду Блэк замерла, наслаждаясь его близостью и позволяя спешно освобождать себя от остатков одежды, которая сейчас явно казалась лишней. А затем, прогнувшись, она отклонила голову назад, обнажая бледную кожу для ласк и поцелуев. Хриплый стон сорвавшийся с губ Беллатрикс был перекрыт очередным поцелуем, на который она охотно ответила, действуя тем не менее нерешительно, словно в задумчивости… В следующий миг, вновь перенимая инициативу, Блэк оторвавшись от губ Малфоя, обняла его ножками. На губах Беллы возникла привычная для нее усмешка и она чуть приподняла голову, потянулась к уху Люциуса, прикасаясь губами к мочке, а затем проводя язычком по ушной раковине. Еще секунда ненавязчивой ласки и Блэк тихо, чуть слышно произносит, подавляя смешок:
- Дам тебе еще один повод считать себя уникальным, Малфой. Скажи, ты будешь удивлен, узнав, что ты у меня первый? – едкий шепот на ухо и чуть слышный смех.

Белла была известной любительницей острых ощущений, нет не просто острых, а пламенных, обжигающих, ярких, оставляющих в голове целый фонтан, бурю эмоций, азарта и адреналина. Она любила ходить по острию ножа, по самому краю пропасти, рискуя всем, что у нее было. Сумасшедшая. Безумие пьянило, оттесняя все запреты на задний план, куда-то куда Белла никогда не смотрит, желая наблюдать лишь за основной картинкой, где она неизменно была главной героиней. Она могла все. Высокомерная, самоуверенная, надменная и безразличная ко всем и ко всему. В то же время обжигающе страстная, гордая, непокорная, строптивая. Королева. Друэлла не раз заявляла, что является потомком древних королей и очевидно, что она не ошиблась, ибо Белла выдала принадлежность к королевскому роду в чьих жилах текла голубая кровь сполна. Она презирала нормы, и условности и ей все было по плечу. Гордыня. Недоступность. Извечная холодность ко всем, но о яркое пламя в очах. Разве Белла не была совершенна с пылающим огнем в груди, который отчаянно жег душу, не давая Блэк ни секунды покоя? Разве не была она идеальна в своем свободолюбии и нежелании подчиняться недостойным? Белла могла спросить любого и получить весьма однозначный положительный ответ. Только ей не нужен был ответ кого-то там, ей нужен был ответ Люциуса. И сейчас она видела его в глазах у Малфоя. Он хотел ее, как хотели десятки других юношей, имеющих массу амбиций, но еще больше суеверного страха перед ведьмой с темными, почти полностью черными глазами. Люциус не отличался ни от одного из них, но почему тогда Белла позволяла ему то, что не позволяла другим? Потому что с другими все было бы иначе. Скучно. Сухо. Безразлично. Не эмоционально. А ведь для Блэк очень многое значили эмоции: ощущая как его губы покрывают поцелуями ее разгоряченную кожу, чувствуя настойчивые прикосновения его пальцев, Белла сходила с ума. Она ощущала наслаждение и горечь, любовь и ненависть, желание и страх. Страх! Рядом с ним Блэк испытала страх, потому что понимала, что сейчас игра заходит слишком далеко. У Беллатрикс был долг перед сестрой, перед семьей, перед самой собой в конце концов, но она забывала обо всем, пылко отзываясь на его прикосновения и ласки каждой клеточкой тела, которая изнывая от наслаждения, вынуждала Блэк выгибаться ему навстречу. Воздух нагревался, становясь все более тягучим и вязким. Он пах страстью. Всепоглощающей страстью, желанием, похотью… Этот убийственный коктейль сметал все на своем пути, вынуждая Беллу забыть обо всем, что ее тревожит. Хотя она знала точно, что совершала непоправимую ошибку и что на такую ошибку она просто не имеет права. Предать Нарциссу. Блэк ее ненавидела, но была не готова к тому, что разрушит ее жизнь. Ведь младшая сестра Беллатрикс, она была такой нежной, такой наивной, такой ранимой… Долгом старшей-Блэк было защитить ее от всех бед, как бы сильна не была ее неприязнь. А что вместо этого делала Белла? Она затеяла опасную игру с ее женихом и эта игра пахла не только адреналином и азартом, но и страстью, а последнее было наиболее отвратительно, потому что Нарцисса никогда бы не сумела простить Люциусу физической измены. Это стало бы для белокурой принцессы страшным ударом. И Белла не хотела, не могла… Мерлин! Она без труда ставила под удар свою судьбу и судьбы десятков других людей до которых старшей-Блэк не было дела. Но что касалось близких ей людей, то здесь девушка была избирательна и очень осторожна, стараясь сделать все, чтобы в случае опасности отвести беду от тех, кем Белла дорожила. А сейчас она ставила под удар двух таких людей: Нарциссу и Люциуса. И где-то там, надрываясь кричал внутренний голос, утверждая, что за такой поступок она дорого заплатит и что так делать нельзя и еще много-много всего гадкого и пугающего. Он был прав. Но Белла слишком сильно любила опасные игры, сродни той в которой с удовольствием и радостным упоением принимала участие сейчас. Почему-то отдаться Люциусу – казалось наиболее правильным решением, чем в первый раз оказать в постели с тем же Рудольфусом. Он был ей противен. Почти любой мужчина за исключением трех или четырех были Белле противны и она не смогла бы с ними спать, даже если бы ее принуждали это сделать под страхом смерти. Беллатрикс никогда не умела скрывать своих эмоций и потому счастливцу-мужчине она бы ясно дала понять, что к чему и последний бы не обрадовался. В этом плане, говоря без всякой издевки Люциус и правда был уникален, потому что с ним она готова была переспать и не боялась последствий. Она отвечала на его ласки и трепетные прикосновения с легкостью и не скрывала свое возбуждение, издавая хриплые стоны ему на ухо, впиваясь пальцами в плечи и царапая ногтями спину. Беллу мало волновало, как он это объяснит, если вдруг это кто-нибудь увидит. Ей вообще было глубоко наплевать как Люциус выкрутится из этой ситуации. Это игра. Беллатрикс играла и получала от этой невероятной, волнующей игры истинное наслаждение. Когда-нибудь это могло бы стать чем-то большим, если бы вдруг они оказались двумя простыми смертными, за чьими спинами не стоят судьбы двух древних семейств, их репутация. Но сейчас это не могло стать больше чем просто игрой, потому что в противном случае Белле пришлось бы признать, что она проиграла ему. Ведь Люциус не испытывал никаких чувств. Для него это был секс, а Блэк ощущала не просто пылающую страсть и жаркое возбуждение, она чувствовала удовлетворение от этой близости, не желая отрываться от Малфоя ни на секунду. В то же время она осознавала всю глупость этой ситуации и потому превращала все это в фарс, завуалированный азартом, желанием и страстью. Да. Страсть. Такая яркая, такая жаркая, такая манящая и привлекательная, заставляющая Беллу идти на самые необдуманные поступки. Поцелуи с привкусом крови, прикосновение с ощущением боли, желание вперемешку с горечью. Ах, такого коктейля у Беллатрикс не было никогда. А она любила новые ощущения и каждую секунду хотела большего. Хотела горячее. Хотела страстнее. Хотела его. Она терзала его губы хищными, настойчивыми поцелуями, она кусала его за мочку уха и нарочито нежно целовала в уголок губ, имитируя нечто похожее на нежность. Но нет… Такие как Белла не способны были на нежность и ласку и потому в следующий момент она впивалась губами в бледную кожу его плеча, оставляя краснеющий след ее страсти. Когда же и этого ей показалось мало, Блэк открыла Люциусу маленькую, почти незначительную тайну, которая без всякого сомнения должна была привести его в бешенство. И привела. Игнорируя первую реплику, Белла не переставала жестоко улыбаться, смотря на него с нескрываемым желанием, но и не менее откровенным интересом. Потянулись секунды ожидания, а Беллатрикс все испытывала его прожигающим взглядом и скользящим по припухшим губам язычком. Она не хотела, чтобы все это заканчивалось, но понимала, что поступала правильно, давая Малфою возможность решить, хочет он этого в действительности, или нет.
- Плевать, - услышав это девушка усмехнулась. Она всего несколько мгновений сомневалась в его решении, но уже в следующую секунду ощутила на губах очередной поцелуй, который поставил точку во всех сомнениях и моральных дилеммах. Сейчас Белла должна быть с ним, а что будет позже… Это случится потом и уж кто-кто, а мисс Блэк старшая с этим точно сумеет разобраться. Это же Беллатрикс. Она с осторожностью ответила на поцелуй, словно сомневаясь, подобно тому, как сомневался Малфой секунду назад. Но отступать была не намерена. Тепло его тела и сладость поцелуя, сладкая истома, волной прошедшаяся по телу, когда Белла почувствовала его в себе и интуитивно подалась навстречу, сжимая его бедра ножками еще сильнее. Она аккуратно обнимает Малфоя, прижимаясь разгоряченным телом к его торсу и на секунду замирает, прерывая поцелуй и, судорожно глотая приоткрытыми губами горячий воздух.

Как нетрудно было догадаться, Белла с характерным ей наплевательским отношением смотрела на все правила и моральные устои чистокровного общества. Почти любой запрет, и любое наставление были ей чужды и претили свободолюбивой натуре нахалки Блэк. Более того, она была склонна не просто игнорировать традиции и обычаи, складывающиеся веками, она предпочитала их разрушать. С треском, с шумом, с гамом, при огромном количестве свидетелей, это доставляло Белле особенное удовольствие, как и обожание и восхищение, ненависть и страх перед ней, воистину сумасшедшей волшебницей рода Блэк. Но сие касалось только правил, навязанных аристократией, что же до принципов самой Беллы, то (о Мерлин!) они наличествовали, причем в довольно обширных размерах. К счастью самой Беллатрикс и к великому сожалению всех тех, кто надеялся если не веревки из нее вить, то по крайней мере затащить в постель. Так вот до сих пор девственницей, девушка была отнюдь не из-за того, что какой-то там трухлявый пень, живущий за тридевять земель, заявил, что каждая представительница аристократии должна оставаться девушкой до свадьбы. Какая вообще разница, переспит ли мужчина со своей женой первый, или нет? Кому какое дело, ведь никто об этом все равно не узнает, если муж, конечно, не трепло, а жена не дура. Это же вообще не имеет никакого значения. Хотите спать с кем попало до свадьбы – спите, всем все равно. Белла не делала этого, потому что не хотела чувствовать себя шлюхой. А именно такое ощущение у нее было бы, веди она себя как большинство девушек дома Салазара Слизерина. Мать Моргана, да в такие моменты Беллатрикс начинала сомневаться в том, что на ее факультете учатся только достойные представительницы магического общества. Иногда они вели себя так отвратительно мерзко, что Белле хотелось, непреодолимо хотелось показать им насколько грязно то, что они называют весельем, забавой или чем-то подобным. Весело, это когда Белла танцует на столе, мужчины капают слюной, но понимают, что им ничего не светит. Весело, это когда Блэк напьется и полностью перестанет себя контролировать, полезет драть волосы какой-нибудь смазливой блондинке, которая с диким воплем кинется вон из зала, весело… В общем спать с кем попало и чувствовать себя девочкой по вызову – совсем не весело, а в случае Беллатрикс, это все выглядело бы еще хуже, ибо ее репутация была бы изрядно подмочена первым, кто заявил бы, что был с ней. Такого смельчака пока не находилось, но если бы он нашелся и не солгал, то Блэк не стала бы оправдываться и выкручиваться, ее прямолинейность и честность, а так же безмерное уважение к самой себе, не позволило бы Беллатрикс этого сделать. В общем, так или иначе, но Блэк не шибко волновал сам факт того, что за секс до свадьбы, да еще и с женихом ее сестры, Беллу просто выжгут с семейного древа и на веки вечные похоронят ее имя в пепелище жестоких традиций древних родов. О да, несомненно, мать Беллатрикс была на это способна. Если о чем-то Блэк и думала так это о том, чтобы Малфой, вдруг не воспылал нежными чувствами к Нарциссе и не признался ей во всем, стоя на коленях и моля о прощении. Вот это стало бы проблемой, ибо младшая сестра, несомненно, прорыдала бы целую ночь в подушку, а на следующее утро побежала бы к мамочке жаловаться и, что было бы тогда и представить сложно. Хотя, чего уж там? Кигнус испепелил бы Беллу взглядом, а затем выдал бы замуж за Малфоя, который со своим гипертрофированным чувством благородства и паническим страхом в глазах сделал бы то, что следует сделать истинному аристократу, если он обесчестил чистокровную волшебницу и ее родители запросто могут вытащить твои мозги через нос, законсервировать их в баночке, а твой труп растворить в кислоте. Короче говоря, Малфой бы взял в жены старшую Блэк и до конца своих очень недолгих дней, жалел бы о том дне, когда он все же решил остаться с нею наедине в библиотеке Малфой-Мэннора. Но если разбираться, то по большому счету, все это были проблемы Люциуса, но никак не самой Беллатрикс, которая глубоко плевала на то, чьей женой ей предстоит стать. Ну, какая разница один чистокровный засранец, или другой? Она все равно обоих сведет в могилу, не пройдет и года, останется вдовой с огромным состоянием, и до конца своих дней будет жить припеваючи. В любом из случаев, а их было не меньше тысячи, Белла живет в свое удовольствие, а Люциус… Да он же итак уже покойник. Он же женится на Нарциссе. В этом случае его смерть просто будет более долгой и мучительной. Забавно, правда? С Беллой он умрет от ее ядовитых флюидов, с Нарциссой от скуки, с Андромедой просто сойдет с ума. Нет, они определенно ошиблись с выбором семейства с которым следовало бы породниться. Но ведь Беллатрикс же не волновала судьба Малфоя. Только своя собственная и еще парой минут назад Белла думала только о том, что такой великолепный момент не должно было бы портить болью. Стыдно признаться, но Блэк на секунду даже почувствовала липкую паутину страха и благо, что Малфой не склонен был тянуть резину. Белла зажмурилась, но ни звука не издала, неизменно обнимая Люциуса. Чувствительно пройдясь ногтями по спине юноши, она выгнулась и сладко застонала, прикусив губу. В своей неповторимой высокомерной манере, он был великолепен и Беллатрикс с нескрываемым наслаждением принимала каждое новое прикосновение и поцелуй. Какое-то нетипичное удовольствие было в каждом стоне, в беспорядочных вдохах и выдохах и просто невозможности контролировать собственное дыхание. Эти ощущения были новы и неповторимы, отдаваясь целым спектром чувств, несравнимых ни с чем. Белле было страшно, и сладко одновременно. Сердце гулко билось в груди, вынуждая прислушиваться к собственным ощущениям. Белла, она была почти уверена в сделанном выборе – Блэк всегда должна была быть уверена, в противном случае она просто терялась. Да и не зря она отталкивала до этого всех тех «ценителей» нетронутой женской красоты, которые ломались, как только она начинала кричать или же убегали, едва Белла открывала рот, чтобы сказать какую-то очередную дерзость. Это не было ей нужно, личностей слабее Блэк, почитателей и воздыхателей было вполне достаточно. Ей нужен был, кто-то, кому все равно. Ведь так было проще. Проще отдаваться ему без остатка, с упоением и страстью отвечая на поцелуй, терзая его губы с неподдельным наслаждением и каким-то незнакомым доселе удовлетворением. Белла никогда раньше не могла подумать, что все будет вот так. Не отвратительно-приторно и розово-клубнично, как мечтали большинство аристократок, начитавшихся смазливых женских романов, а совсем по-другому, но оттого не менее приятно, великолепно, поразительно и невообразимо. Наверное, в какой-то мере Малфой был тем человеком, которого Белла могла бы не просто терпеть и выносить рядом с собой, а наслаждаться его присутствием. Как сейчас, когда она изгибалась под чередой сладких поцелуев и неспешных толчков, когда каждая клеточка тела истомой отзывается на его ласки, когда не хочется отрывать руки от безупречного ранее, но истерзанного царапинами и засосами сейчас тела Люциуса. Тихие стоны, которые Белла старательно сдерживала столько времени, невольно вырывались на волю и помещение наполнялось весьма недвусмысленными звуками ее страсти и наслаждения. Очередной поцелуй пресек спектр хриплых стонов и Беллатрикс вновь, уже машинально ответила на его поцелуй, теряясь в огне страсти, похоти и неземного удовольствия.

Иногда Белле казалось, что она совершает ошибки. Ее внутреннее чутье, какое-то шестое чувство во всеуслышание кричало  об этом, оглушая старшую Блэк и волей-неволей, заставляя ее переставать делать то, что интуиции казалось неправильным. Она редко промахивалась в этом. И потому с годами Беллатрикс стала все меньше слушаться голоса разума и все больше прислушиваться к интуиции, которая со временем стала ее возлюбленной, а затем и единственной советницей. Ибо многие утверждали, что наследница Блэков совсем обезумела и Белла, поддаваясь всеобщему мнению, почти смирилась с этой мыслью. Или просто смирилась с тем, что «иных», «других», да и просто непохожих всегда записывали в касту сумасшедших и периодически кидались в них камнями? Пожалуй, особенность этой особы была в том, что она вообще с большим безразличием относилась ко всем людям и к их мнениям в общем. Что умного они могли сказать и что нового предложить? Белль не терпела посредственностей и ординарностей. С такими людьми ей быстро становилось скучно. Они были самим воплощением скуки и глупости. Такими были, большинство дам высшего общества. У каждой из них был характер, у каждой были свои интересы и стремления, но все это никого не интересовало, в особенности родителей, которые стремились сделать из своих дочерей идеальных леди, даже если ради этого придется их сломать. Да, родители были виноваты в том, что их дочери серы и посредственны, в том, что к таким женщинам не хочется возвращаться домой, ибо с ними поговорить не о чем, кроме как о чудесной погоде, выставке в Лондоне и модных платьях, в конце концов, они были виноваты в том, что их дочерей любить невозможно, а уважать не за что. Белла не была скучной, но была такой, какой была, ибо мальчика в их семье не наблюдалось, и наследницей по праву старшинства считалась именно она. Было ли это преимуществом, или недостатком – Блэк не знала, ибо зачастую она мечтала о том, чтобы мирно попивать чай с матушкой, вместо того, чтобы учиться верховой езде, или фехтованию, а то и занятиям менее интересным. Конечно, такое положение давало ряд определенных плюсов, больше свободы, больше возможностей. В конце концов, Беллу и любили больше, но при этом от нее всегда и ожидали больше. И Блэк старалась оправдывать эти ожидания и потому она делала все, что считала нужным, чтобы ни в чем не уступать многочисленным наследникам чистокровных родов. Это было не сложно, ибо большинство из них являются никчемными тюфяками, неспособными от рождения быть настоящими мужчинами. Таких было большинство, а те, кто не были, уже давно стали друзьями мисс Блэк со всеми ее странностями и неформатным поведением в обществе и вне его пределах. Так вот одним из друзей Беллатрикс был Люциус Малфой. Причем он был не просто другом, готовым поддержать в нужный момент, он был ей другом всегда. Когда ей было хорошо, он улыбался вместе с нею, когда Белле было плохо, утешал ее, хотя чаще просто выводил из состояния апатии. Да, становление их дружбы было долгим и болезненным, но Беллатрикс была рада иметь рядом с собой человека на которого можно было всецело положиться. И может быть, со стороны казалось, что Малфой не тот человек, которому можно довериться, но Блэк-то уж точно знала обратное, ибо без доверия не было уважения, без уважения не было ничего, а она… Беллатрикс же любила его. Как-то странно, в своей жестокой манере, со своим критическим взглядом, но любила и, пожалуй никто не мог любить сильнее, потому что любовь без страданий – не любовь. А он женился на ее сестре и ничего не знал о чувствах Беллы. Разве может быть, что-то больнее, чем отпустить того, кого любишь к той, которой все равно?
И потому она наслаждалась каждой секундой проведенной рядом с ним. С Люциусом, только с ним одним. Каждым прикосновением, даже если оно причиняло боль. Каждым поцелуем. Каждым ритмичным движением внутри себя. Впервые Белла доверилась ему полностью, не опасаясь подвоха, или удара в спину. Она стонала от наслаждения, до крови кусая губы. Она изгибалась, навстречу ему, задыхаясь от неизведанного ранее, но от того лишь более сладостного удовольствия. Сильнее сжимала его бедра ногами, прижимаясь к нему разгоряченным страстью и наслаждением телом. Белла тяжело и хрипло дышала, жадно глотая губами воздух в перерывах между громкими стонами и жадными поцелуями. Блэк интуитивно улавливала темп, двигаясь согласно заданному Малфоем ритму, царапая истерзанную спину юноши с еще большим энтузиазмом, чем раньше. Уже в следующий миг после очередного нетерпеливого поцелуя, Белла прикусила губу, выгнулась и всего на несколько секунд замерла в объятиях Люциуса, ощущая как по телу проходят волны наслаждения, заставляя девушку громко стонать, впиваться пальцами в его спину и тяжело дышать в попытке успокоить бешено колотящееся сердце.
На какой-то миг Беллатрикс выпала из реальности, обессиленная лежа на ковре и наслаждаясь блаженным ощущением расслабленности и неги. Сколько так прошло времени, прежде чем тишину разрезал голос Малфоя, Белла не знала. Она неспешно приподнялась на локте, с задумчивостью глядя на юношу. В этот же момент в голову некстати полезли мысли о Нарциссе и о том, что Белла, вероятно, предала сестру. Думать об этом сейчас было нельзя и не нужно, но неожиданная мысль возникшая в голове заставила девушку встрепенуться и подняться на ноги. Белла спешно нашла в куче одежды свою палочку и с неприсущей ей осторожностью  стала удалять оставленные Малфоем следы со своего тела. Она молчала, ибо не знала, что ей следует ответить. Останутся ли они друзьями? Блэк понятия не имела остаются ли люди друзьями после секса. Да и более того, для нее этот вопрос был крайне болезненным. А потому все время пока Беллатрикс одевалась, приводила себя в надлежащий вид, она провела в молчании.
- Сядь, - мягко и без нажима попросила Белла, садясь позади него и с осторожностью проводя кончиками пальцев по спине юноши, - Люциус, - девушка замолчала и потупила взор, попутно занимаясь его царапинами. Хотела сказать очень многое, но знала, что не должна. Смолчала.
- Береги ее. Береги мою сестру, ибо она – самое дорогое, что у меня есть, - тихо шепчет Блэк и закрывая глаза, делает глубокий вдох. Она продолжает исцелять спину Люциуса, а затем с нежностью прикасается к его плечу горячими губами. Это последнее, что Белла может себе позволить. Сегодня. И навсегда.

Белла была растеряна. Уже в который раз рядом с Малфоем она не знала, что ей делать и что сказать. Раньше все было так легко, так просто. Блэк делала то, что считала нужным и правильным, иногда промахивалась, но никогда не сожалела. А сейчас она здраво осознавала, что каждое сказанное ею слово может привести к фатальной ошибке, которая разрушит их отношения и это уже никто и ничто не сможет исправить. А Белла не хотела этого. Последнее чего она желала, это навсегда разорвать контакты с Люциусом из-за ошибки, которую они совершили. Ведь это и правда было ошибкой. Глупой, такой глупой, что у Блэк волосы на затылке шевелились от осознания того, что они наделали. Это ведь было очевидно, что нельзя спать с будущим мужем твоей сестры. Это неправильно с моральной точки зрения, с эстетической, черт, да с любой точки зрения! Особенно для Беллы, которая прекрасно знала, как среагирует Нарцисса, если узнает. Да, старшая Блэк могла ненавидеть младшую, или во всяком случае относиться к ней неприязненно, но где-то там, где-то в глубине души она всегда знала, что за Нарциссу и Андромеду головы оторвет любому. Вторая в этом нуждалась не особо, но, что касалось самой младшей представительницы рода Блэк, то она частенько пользовалась услугами Беллатрикс, хотя и сама того не знала. Нет, а что вы думали? Что Белла позволит каким-то тупоголовым стервам портить жизнь ее сестре? Нет. Это может делать только наследница рода Блэк и только по определенным причинам. Нарцисса и Белла знают грань за которую не следует заходить, чтобы не вывести старшую из себя. А до тех пор. До тех пор она не будет замечать Нарциссу, но постоянно за нею приглядывать, потому что белокурый ангел явно не был способен на самозащиту, а позволить ее обижать – все равно, что позволить обидеть себя. И несмотря на все это, Беллатрикс все равно ненавидела свою сестру. Хотя и не хотела, чтобы ей было плохо. Во всяком случае сейчас, когда Блэк сидит на ковре и чувствует вину перед ранимой, нежной и хрупкой сестрой, для которой измена жениха стала бы страшным ударом после которого Нарцисса вряд ли смогла бы восстановиться. Не говоря уже и о том, что она бы никогда не простила Беллу за то, что та сделала. Что касалось самой Беллатрикс, то она ничего не чувствовала сейчас кроме ядовитой горечи, медленно съедавшей душу. И меньше всего эта горечь относилась к чувству вины за содеянное. Белла понимала, что Люциус злится на нее и не знала, что сказать или сделать, чтобы убедить его в том, что она хочет сохранить их отношения в прежнем виде. Ей хотелось бы большего, ей хотелось бы иного, но Беллатрикс была уже большой девочкой и больше не топала ногами для получения невозможного. Люциус был чужим мужчиной, мужчиной ее сестры и Белла не имела права, что-то от него требовать. Она и не собиралась. Что бы Блэк попросила? Никому не разбалтывать – он бы итак никому ничего не сказал, быть с ней – бред, который только насмешил бы наследника Малфоев, а больше ей ничего не было нужно. Совсем ничего. Но все же Беллатрикс чувствовала, что он злится, или во всяком случае раздражен. Почему? Ожидал ли Люциус, что она ответит на все его вопросы? Возможно. Но Блэк не могла. У нее у самой в голове роились мысли, требующие немедленного вмешательства со стороны, но она терпела. Белла всегда была сильной и сейчас не могла изменить себе и тем самым показать Малфою свою слабость. Им нужно было поговорить. Во всяком случае Белле нужно было точно. Но что сказать сейчас, чтобы не усугубить ситуацию, а все исправить, девушка не знала. Ей было спокойно рядом с Люциусем, но чувствуя его раздражение, или злость, Белла не могла оставаться безразличной. Ей становилось страшно.
- Люциус, - тихо произнесла девушка, когда он, прикасаясь палочкой к многочисленным следам на ее теле, заставлял их исчезать, подобно тому, как делала это сама Блэк несколькими минутами раньше. Она на секунду закрыла глаза, не то собираясь с мыслями, не отгоняя от себя непрошенный страх перед разговором, да и перед самим Малфоем. Да, пожалуй, впервые это отвратительное чувство заставило сердце Беллы так гулко биться в груди.
- Ты злишься. Почему? – без предисловий и каких-то ненужных вступлений прямо поинтересовалась Беллатрикс, зная, что прозрачные намеки Малфой найдет способ обойти, в крайнем случае, просто сделав вид, что он ничего не понял. Но от прямого вопроса всегда отвертеться труднее, а Белле нужно было знать правду. Для нее это было важно, очень важно: она должна была знать, что чувствует Люциус и по какой причине, чтобы понять, как действовать дальше и что вообще делать. Белла всегда должна была знать, что делать. В противном случае у нее создавалось впечатление, что ситуация выходит испод контроля, а это значило только одно: жди беды.
- Не усложняй все это, прошу тебя, - чуть хрипло, но с привычной надменностью и уверенностью произнесла Белла, перехватывая запястье Люциуса и убирая от себя руку, в которой он держал волшебную палочку и исцелял следы на ее бедрах. Почему-то сейчас ей этого не хотелось. Вообще не хотелось чувствовать его прикосновений и слышать его голос, не говоря уже о том, чтобы находиться рядом. Белла сделала несколько шагов и остановилась у кресла, упираясь коленкой в подлокотник. Она чуть приподняла и без того короткое платье и стала тихо шептать известные ей заклинания, которые медленно, но верно скрывали краснеющие следы на белой коже. Ей ничего не стоило выйти в зал и в таком виде, но Беллатрикс опасалась за то, что будет с Люциусом, если кто-то заподозрит их в связи. А кто-то точно заподозрит, что бы там ни было, ибо сплетников на подобных вечерах всегда хватало и они из пальца высасывали слухи. Но на помолвке такие слухи были опасны, и Белла старалась делать все, чтобы их не возникло.
- Мы всегда будем друзьями, - проглотив ком в горле, произнесла девушка, даже не глядя на Люциуса, - то, что произошло, было ошибкой, - девушка зажмурилась и сжала руки в кулаки, чтобы не застонать от отчаяния, которое мигом наполнило душу, сродни тому, как чашу наполняет вино, - и это не должно повториться. Ради тебя и Нарциссы.

Белла была импульсивна, себе на уме, сумасбродна, самонадеянна, но единственное, чего у нее нельзя было отнять, это нежелания делать, что-либо, если она не считает это правильным. Так вот ситуацию с Малфоем Беллатрикс правильной не считала. Это была случайность. Фатальная ошибка, которую допустила она. Именно она, а не они двое. Блэк несла ответственность за содеянное, потому что было бы странно перекладывать ответственность на ничего не подозревающего мужчину. Белла всегда была сторонницей мнения, что в вопросах чувств, мужчины были как дети. Их обмануть было проще, чем троллей, особенно в таком возрасте, когда гормоны ударяют в голову и без того очень сильно. А уж когда видишь девушку, которая делает тебе недвусмысленный намек на то, что она не прочь оказаться с тобой в одной постели (в данном случае фигурально выражаясь), то уж совсем башню сносит. Белла знала это точно, потому что не раз практиковалась в соблазнении особей противоположного пола, а то, что когда ей это удавалось, она захлопывала дверь прямо перед носом у очередного претендента – это вообще мелочи. Какая кому разница до того, что чувствует обманутый, возбужденный юноша? Признаться, Беллатрикс и сегодня подумывала о том, чтобы довести Люциуса до точки кипения, а затем с гордо поднятой головой выйти из библиотеки. Это была бы маленькая, но очень приятная сердцу Блэк месть за то, что он женится на ее сестре. Ревность? О да. Жгучая, подобно расплавленному металлу медленно уничтожающая душу, когда хочется закричать, или хотя бы застонать от отчаяния, но вместо этого на губах вновь появляется жестокая ухмылка, и ты делаешь вид, что все в порядке. О, как Белле хотелось закричать о том, что не все в порядке, как ей хотелось высказать все то, что копилось столько времени, выплеснуть подобно тому, как вулкан выплескивает разрушительную лаву. Но Блэк знала, что после такого, Малфой вряд ли когда-нибудь оправится, или во всяком случае, оправится быстро, а она не хотела причинять ему зла. Несмотря ни на что, Белла все равно не хотела, чтобы ему было больно, или мерзко, сродни тому, как часто бывало самой мисс Блэк. Забавно. Беллатрикс всегда считала себя неспособной о ком-то заботиться. Но о Люциусе она заботилась и беспокоилась непритворно. Хотя и незримо для него. Это было странное чувство, он и не понимал, что она в действительности не хочет ни разозлить его, ни расстроить, ни тем более раздражать и именно потому действует скорее интуитивно, но судя по реакции Малфоя, на этот раз интуиция Беллу подводит. Она задумчиво опускает глаза и, словно бы раздумывая над ответом, поправляет платье, которое неохотно, но все же прикрывает оставшиеся красные следы на бедрах: у нее нет времени, сил, желания залечивать эти незначительные царапины, которые все равно никто не заметит. А если и заметит, то что? Ей все равно никто и никогда не осмелится и слова сказать против, будь то отец, сестры… Разве что мать, но до ее мнения Беллатрикс уже давно не было ровным счетом никакого дела. Кому следовало волноваться, так это Малфою. Что с ним будет, если кто-нибудь узнает? Самое меньшее, что его в таком случае ждет – ненависть Нарциссы, презрение половины чистокровного общества, потеря авторитета. Белла знала, что такое Люциус не переживет даже при желании, слишком ущемлена будет его гордость. Потому она несколько раз окинула его критическим взглядом и задумчиво кивнула, скорее для самой себя, чем для Малфоя, который был слишком занят обвинениями в ее адрес, так что до внешнего вида, юноше не было ровным счетом никакого дела. Белла слышала все, что он говорил. Слышала. И расценивала, все это лишь как очередную попытку переложить ответственность на ее плечи. Что ж, Блэк всегда отвечала за свои поступки: ее научили делать это еще в раннем детстве, когда девочки с обрезанными косами бежали к своим родителям жаловаться на сумасшедшую Беллу, которая в это время уже пробралась в кабинет отца и демонстрировала мальчишкам «умение» обращаться с палочкой, которая как очумелая палила во все стороны непонятными заклятиями и комната освещалась яркими темно-зелеными, синими, желтыми и красными вспышками. Белла была в восторге – публика тоже. Иногда Блэк ловила себя на мысли, что скучает по тем временам, когда для произведения столь сильного впечатления, Беллатрикс приходилось лишь совершать такие мелкие выходки, за которые ее наказывали разве что, какой-то работой, против которой отнюдь не ленивая Блэк, не была.
Что касалось нынешнего положения дел, то Белла понятия не имела, что ей делать дальше. Наверное, нужно было огреть Люциуса по голове, чем-то тяжелым, стереть ему память обливейтом и уйти. Так было бы проще. Им обоим, вероятно. Беллатрикс не слушала бы этих обвинений и громких фраз, которыми бросались в ее сторону все, кому ни попади. Почему-то раньше она думала, что Люциус особенный, отличающийся от сотен других. Но в этом вопросе он оказался типичным представителем аристократии. Они всегда обвиняли Беллу во всех грехах, включая неурожай в Месопотамии, маггловский грипп в Тимбукту, штормах на Гаити и прочих милых гадостях. Забавно, что Малфой ничуть не отличился. Только он обвинил Беллу в том, что она ненавидит свою сестру и вместе с тем его и хочет испортить им жизнь. Не важно. Ей было плевать, потому что Люциус ничего не знал о том, что в действительности стало причиной этой ситуации. Этой нелепой и глупой ситуации. Вот почему любовь никогда не спасет мир. Потому что чувства бесполезнее и вместе с тем опаснее в природе вообще не было.
Он схватил ее за плечи, и Белла молча позволяла ему продолжать делать то, что Люциус считал правильным в данной ситуации. Хотел накричать на нее? Высказать все то, что думает? Причинить физическую боль? – Это было его правом и он должен был пользоваться, пока Беллатрикс позволяла. А она была непредсказуема и секундой позже полнейшая апатия могла смениться взрывом эмоций, сметающим все на своем пути. Но пока она была в его руках подобно безвольной кукле, даже взгляд темных глаз был каким-то ненастоящим, стеклянным. Белла ощущала опустошение. И лишь когда Малфой замолчал, Белла перестала безразлично смотреть в его глаза и с размаху отвесила ему звонкую пощечину, звук которой наполнил звенящую тишину напряжением.
- Никогда. Не смей. Так. Со мной. Разговаривать. Ясно? – сквозь зубы, очень холодно и колко проговорила Беллатрикс  в своей надменной и жестокой манере. Она никогда не применяла такой тон в разговоре с теми, кто был ей дорог, но Мерлин тому свидетель, сегодня Малфой перешел все границы.
- Ты идиот, Люциус. Ты не видишь очевидного, - проговорила Белла безразлично и тихо хмыкнула, освобождая плечи от его рук небрежными движениями. Затем Блэк аккуратно, очень бережно прикоснулась губами к уголку его губ и, оторвавшись, вновь жестоко улыбнулась Люциусу. Больше ей нечего было сказать и сделать. И Беллатрикс больше не видела смысла в своем присутствии здесь. Шаг за шагом она отдалилась от Люциуса, неспешно повернувшись к нему спиной, пока дверь библиотеки, наконец на захлопнулась, вторя стуку каблука по мраморному полу коридора.